Читать книгу "В двух шагах от рая - Михаил Евстафьев"

И воздвигли на высоком берегу Днепра крест. Приняла Русь Православие. На веки вечные!..

Майор Чертков почти не поднимал глаза на Шарагина, говорил, уставившись в одну точку, а если и переводил взгляд, то на госпитальный корпус, словно ждал кого-то, и от этого возникло у Шарагина подозрение, что майор говорит через силу, что выговорился он, наконец, и что надоело ему обсуждать эти темы, а просто не знает он как закончить, чтобы не обидеть собеседника. Натолкнулся вдруг Шарагин на мысль, безусловно нелепую и бредовую, что совсем не к нему обращается майор, и, в отдельные минуты разговора, казалось, что вообще никакого майора Черткова в природе нет, и что он вовсе не в Союзе, а по-прежнему в госпитале в Кабуле, сидит отрешенный на скамейке, и до него доносится чей-то откровенный разговор.

…или, что и госпиталя нет, а просто мы с Епимаховым говорим о том

о сем, спорим…

– Мало быть крещеным, – тем временем вел дальше нить рассуждений Геннадий Семенович. – Надо еще и жить соответственно. Лет пятьсот ушло, пока научили мужика в церковь ходить, а не идолам поклоняться, да христианской сущности придерживаться. Покрестили Русь, кого насильно, кого – по доброй воле, а грешить-то люди не перестали, не испугались Бога обманывать. Бог милостивый, он все простит! Видишь ли, Олег, я считаю так: что по этой причине, по причине того, что решили Боженьку мы надуть в очередной раз, и прокляты мы. И еще многие годы будем прокляты! Грехи не так-то просто замаливать. Мы виноваты уже хотя бы потому, что решили возвыситься над Богом, что поверили в сладкие речи. Целый народ, великий народ попутал бес и завел в тупик.

…когда только это произошло? когда мы оступились?..

…видимо, наша страна никогда не увидит счастья, потому что она

расположена где-то на задворках рая…

– …мы верим в возможность лучшей жизни, тянемся к ней, мечтаем, что дети наши доживут до нее, но она никогда не придет, а если случится чудо, и она наступит, жить в ней не сможем, а значит и не будет ее никогда. Потому что не уместится русская душа, мятежная и неустроенная, в рамках любви и согласия.

…безнадега какая-то…

На дорожке появилась миловидная пухленькая медсестра с короткой стрижкой. Она иногда заходила на их этаж, и Геннадий Семенович с ней шептался, а сестричка кокетливо хихикала.

…миленькая, только ногти все время грызет…

Майор охладел к разговору:

– Однако, друг мой, жизнь была бы пресной и малопривлекательной, не будь в ней Бога и дьявола, добра и зла, рая и ада, не будь любви и ненависти. Тогда бы и русские люди на свет божий не рождались бы! Ну, в следующий раз договорим.

* * *

Он входил в мир заново. После госпиталей, где его резали, штопали, обследовали, где он ждал, что сживется, срастется рана, где колдовали над ним медики.

…столько мучений, столько встреч, дум, а пролетело, как один день,

как одна минута… словно и не было ничего, а привиделось во сне…

Входил пешком, неторопливо двигаясь по улицам большого города.

…госпиталь – опасная штука, слишком долго лежишь на

кровати, и слишком много мыслей приходит в голову…

вообще, для военного человека любое безделье смерти

подобно… солдата надо от подъема и до отбоя гонять, чтобы

не распускался, офицера тоже нельзя оставлять без дела –

либо сопьется, одичает без внимания и приказов, либо, как у

меня, борзость во взглядах и суждениях появится…

То, что давалось раньше, в мирной жизни, так просто, что не раздражало, нынче лезло в глаза, напрягало. Усматривал теперь Шарагин мельчайшие изъяны, словно кусались они, словно тыкали в него чем-то острым.

Забытые, некогда естественные, привычные реалии вновь окружали его: билеты в автобусе, запруды машин, много-много легковых машин,

…и никакой боевой техники…

толкотня, очереди всюду, замкнутость людей.

…и все без оружия ходят…

…ни порядка, ни дисциплины, как солдатня, потерявшая армейский

вид…

…хамство везде и всюду…

– Гражданин! – схватил он за рукав расталкивающего всех в автобусе мужчину. – Куда вы лезете? Позвольте женщинам сначала пройти.

– Да пошел ты…!

…быдло, скоты!.. всем наплевать друг на друга… сами себе такое

существование придумали…

Он купил билет на поезд, перекусив в привокзальной забегаловке, пошел в гастроном. На входе, в уголочке, сбил прилипший снег с ботинок, потоптался, разглядывая прилавки через головы прущей, как лавина, отоварившейся толпы. Встал в кассу, чтобы выбить чек в хлебный отдел. Покупатели метались от одного отдела к другому, ругались с продавщицами, выстаивали длинные очереди.

…мы всю жизнь проводим в очередях… когда кто-то привозит колбасу

из большого города – праздник… это чем я занимаюсь сейчас… в

нашем городе такого хлеба и такой колбасы не будет, а сыра вообще

нет… правильно говорил Геннадий Семенович: нас научили гордиться

рекордными надоями и большими урожаями, радоваться

купленной по случаю туалетной бумаге или импортной обуви на

размер больше собственного… в сраном Афгане шмоток и продуктов

в дуканах было больше, чем в наших магазинах!.. нас научили

прибедняться, и радоваться тому, что живем мы хоть чуть лучше, чем

наши родители в голодные послевоенные годы, и нам об этом

неустанно напоминают… сорок лет все трудности и проблемы на

войну списывают… сколько можно?.. в наших людях совершенно нет

чувства собственного достоинства… мы ругаем мир, в котором

живем, все ругают, каждый человек в этой очереди, но ни один из них

никогда ничего не сделает, чтобы изменить жизнь к лучшему… и я не

знаю, как это сделать… прав майор, мы – народ, который совершенно

не уважает сам себя… тогда кто же мы такие и куда идем?!! уж во

всяком случае, не к светлому будущему человечества, не к

коммунизму…

Вспоминались то и дело слова майора Черткова: «Неправильно живем. Плохо живем. Пора все менять…»

…смиряемся с любыми трудностями, терпим и выносим любые