Читать книгу "Ах, война, что ты сделала... - Геннадий Синельников"

— Все! Весь наш вагончик, — смеясь, отвечали девушки.

После возвращения в батальон обсуждали первую встречу с девчатами и их разговоры.

— Девушки такие откровенные и даже не краснеют. И не понять: не то все они шалавы, не то бравируют друг перед другом, чего-то при этом просто недопонимая. А может, напросимся к ним в гости — с водкой, закуской? Интересно, примут или нет? Наверное, примут. Только вот как бы чего не получилось, а то сами же и засмеют потом.

Конечно, все девушки были уже давно заняты, но при желании можно было найти и для себя. Хотелось, но что-то удерживало.

Из разговоров с медсестрами стало ясно, что большинство из них приехало сюда еще и по нужде. Чаще всего это были одинокие женщины, у которых в Союзе остались дети или больные родители, не было своего жилья. Поэтому здесь они мечтали заработать хорошие деньги и тем самым решить свои материальные проблемы. Многие их решили. Но, купив кооперативную квартиру, хорошие вещи, освободившись от одних тисков, они попадали в другие: тиски памяти, боли, унижения и разочарования, обманутых надежд и растоптанной молодости, от которых они никогда уже не смогли освободиться и откупиться заработанными ими чеками. Слишком дорогой ценой досталось им видимое материальное благополучие и место под солнцем в этой проклятой жизни.

— Валя, ты скоро освободишься? У меня очень мало времени, уходим на боевые, — постучав в тонкую фанерную дверь комнаты общежития, громко, не скрывая своих намерений, спрашивал сержант знакомую подругу.

Их разговор был слышен по всему коридору щитового модуля и во всех комнатах.

— А деньги принес?

— Принес, принес!

— Сейчас, немного подожди.

Через несколько минут дверь комнаты открылась, выпуская солдата, застегивающего на ходу пуговицы, и впуская нетерпеливого сержанта. Дверь снова закрылась. Громко заскрипела кровать под очередным клиентом. Таких «валь» презирали, ненавидели, но все равно шли к ним. В Афганистане жили сегодняшним днем. Завтра любой мог получить свою пулю, и не нужны будут уже никакие чеки, часы, джинсы и прочая дребедень. Поэтому кто-то «вкладывал» их в платных «чекисток» и не жалел об этом. Они и работали на износ. Возвращаясь в Союз, честно выполнившая свой «интернациональный» долг, одна такая «чекистка» была задержана в аэропорту Ташкента. При досмотре у нее было изъято около трехсот тысяч чеков. Если учесть, что в Союзе средняя зарплата у рабочего была в то время 120 рублей в месяц, а один сеанс любви стоил в среднем 25 чеков (50 рублей), то нетрудно подсчитать, какое богатство она везла с собой и скольких мужиков пропустила через себя. Рассказывали, что в одном из советских госпиталей в Афганистане один начальник длительное время выступал в роли сутенера. Он удовлетворял заявки афганцев, которые желали продажной любви русских женщин. За более солидную плату поставлял девушек даже душманам. Основная часть доходов от такого занятия оседала в его карманах. Дело было рискованное, но прибыльное. Были случаи, когда девушки с такого заработка уже живыми не возвращались, но, даже сознавая трагичность возможных последствий, некоторые шли на любые контакты, лишь бы платили. Деньги делали свое черное дело, заставляли рисковать, забывать о чести, совести, морали. Того начальника в госпитале все-таки «вычислили» и арестовали, затем осудили. Но сколько судеб он загубил силой своего служебного положения и приказа, принуждая многих, приехавших на честную работу, к разврату и проституции, об этом, наверное, уже никто и никогда так и не узнает.

Я далек от мысли клеймить всех девушек позором, осуждая их продажную любовь. Абсолютное большинство женщин честно и добросовестно выполняли свой служебный долг в Афганистане. Хвала им и честь! Они заслуживают самых добрых слов. Но я говорю о других…

Та жизнь поставила многих в такие скотские условия, что, не желая того, даже порядочные девушки ломались и переступали свой нравственный порог. Кто виновен в этом? Кто создал те условия для морального и физического разложения многих тысяч наших сограждан? Это те, кто приняли решение и ввели советские войска в Афганистан, кто долгие годы войны, находясь у власти, молча созерцали на все происходящее там. Афганистан — это не только память о погибших. Это — незаживающая рана молодого солдата, познавшего женщину за деньги, но так и не испытавшего чувство чистой, светлой первой любви. Это — боль за появившихся на свет детей без отцов. Это — сложившиеся воедино, исковерканные судьбы людей, любивших друг друга на войне, но так и не ставших мужем и женой. Это — нежность и пошлость, добро и зло, любовь и ненависть. Это то, о чем принято говорить только после изрядно выпитой дозы спиртного. Но это все было, и уже никуда не денешься от тяжелой и незабываемой реальности той жизни. Как и на любой войне, в Афганистане тоже находили свое счастье, создавали семьи. Но было и по-другому: он — командир взвода, она — санинструктор батальона. Воевали вместе. Первый раз, только благодаря ей, он остался жив, хотя и был тяжело ранен. Не желая оставлять ее одну в той стране, отслужив свою обязательную норму, он остался на второй срок, потому что хотел уехать только вместе с ней. Он погиб, она навсегда осталась одинокой вдовой, их сын никогда не испытал отцовской ласки, жизнь не удалась.

Девушки в Афганистане воевали крайне редко. В основном их должности не были связаны с боевыми действиями: столовые, госпитали, банно-прачечные комбинаты, штабы, склады и т. д. Всем хотелось жить. Днем — служба и работа. Особенно трудно было в госпиталях: кровь, раненые бойцы, кричащие, стонущие, зовущие своих матерей, любимых. А по вечерам отвлекались от всего этого кошмара, жили другой жизнью.

Однажды в толпе людей, прилетевших из Союза, я увидел красивую блондинку.

В руке она держала пакет с рисунком и надписью на финском языке — «Карелия». Такие изделия тогда выпускались только в Петрозаводске. Там я служил перед командировкой, там осталась моя семья. Я подвез землячку. По дороге узнал, что она прилетела для службы в госпитале. Было заметно, что она в расстроенных чувствах, видимо, пока находилась в Ташкенте, наслышалась и увидела всего столько, что не раз пожалела, что связалась с армией.

— Приходите в гости, — пригласила она нас с товарищем, который также был нашим общим земляком. — Вот немного обустроюсь и тогда угощу вас домашним вареньем.

Пообещав ей приехать, мы вернулись в часть. Несколько раз, бывая по делам в госпитале, видел свою землячку. Разговоры были короткие: «Как жизнь, настроение?» Она делилась своими впечатлениями, возмущалась вольностью девушек в любви. Прошло еще какое-то время, и мы решили съездить к землячке в гости. Сидели в ее вагончике, пили чай, разговаривали. Вдруг в дверь кто-то требовательно постучал. Вера выключила свет и вышла на улицу. Мы посмотрели в окошко и увидели, что у вагончика стоял полковник — офицер управления бригады, а радом с ним два рослых вооруженных охранника. Через несколько минут девушка вернулась назад. По ее лицу мы поняли, что наш визит затянулся и мы на этом празднике оказались лишними, что нам уже пора уходить.

— Ребята, вы не против, если к нам еще один гость присоединится?