Читать книгу "Корсар. Крест и клинок - Тим Северин"

Гектор ощутил полную опустошенность. Он потерял дар речи, не знал, что делать.

Элизабет, должно быть, почувствовала его отчаяние, потому что ласково проговорила:

— Гектор, я не хотела причинить тебе боль. Я никогда не ожидала, что вновь увижу тебя, и я благодарна тебе за то, что ты отыскал меня. Это воистину благородно с твоей стороны, и мне страшно жаль, что из этого ничего не получится. Понимаю, что прошу о невозможном, но будет лучше, если ты перестанешь думать обо мне, а будешь вспоминать только о нашем детстве. Теперь я женщина. Я — мать. Жизнь повела меня по одной дороге, а твоя судьба — совсем иная. Уверена, когда у тебя будет время обдумать все, ты примиришься с тем, что наши жизни идут врозь.

Глаза Гектора наполнились слезами. Великая печаль разрывала его сердце. Он подался вперед почти в полной темноте, крепко зажмурился, чтобы удержать слезы, и вцепился в решетку, чтобы не сползти вниз, потому что ноги у него ослабели. Пальцы крепко, до боли, сжимали решетку, острые края врезались в них. Его закружило черное отчаяние. И вот, пребывая в этой бездне отчаянья, он вдруг ощутил — или, быть может, ему показалось — легкое прикосновение к пальцам правой руки, там, где они стискивали решетку. Как будто кто-то с той стороны ласково их погладил. Но когда он поднял голову и открыл глаза, залитые слезами, то увидел, что в комнате по ту сторону окна никого нет.

Глава 21

Гектор вытер щеки тыльной стороной руки. Этот жест напомнил ему о прощании с Элизабет. Она велела ему забыть о ней, но боль, причиненная ее отказом, не уходила. Несколько дней после встречи с сестрой он думал, не вернуться ли ему в Ирландию, чтобы выяснить, что сталось с их матушкой, осталась ли она там или уехала, как он полагал, обратно к своей родне в Галисию. Но в конце концов отбросил эту идею — слишком он был разбит, чтобы пускаться в новые поиски. И что, говорил он себе, что он скажет матушке, когда ее найдет? Он не был уверен, что сумеет слишком долго обманывать ее, как хотела Элизабет, и лгать, будто так и не нашел сестру. Он решил, что когда-нибудь, может, и отправится искать мать, но не прежде, чем сможет порадовать ее чем-то хорошим, какими-нибудь своими достижениями, чем-нибудь таким, чем она могла бы гордиться. Он прекрасно понимал, что в свои восемнадцать лет, да при том, что отец его умер, а сестра сгинула в берберийском гареме, ему придется самому строить свою жизнь. И вот минул месяц, и по лицу его текли уже не слезы. Это были капли пота.

День выдался необычайно жаркий, жарче даже, чем бывало в Алжире, когда он работал в каменоломне. Юноша обернулся посмотреть на своих товарищей. Дан, Бурдон и Карп ехали вереницей вслед за ним, и Карп вел в поводу вьючную лошадь. Все они не упустили случая удрать из Мекнеса. Дан, неизменно уравновешенный, первым предложил это. Может быть, он хотел таким способом встряхнуть своего друга, вывести его из апатии, полагая, что пребывание в такой близости от Элизабет лишь ухудшит его состояние. Зачем нам сидеть в Мекнесе, говорил Дан, если Гектор ничего не может сделать, чтобы спасти сестру? А уже недалек тот день, когда Мулай потребует, чтобы ему показали стенобой, а когда окажется, что стенобоя не существует, от императорского разочарования можно ждать только худшего. Лучше потихоньку улизнуть отсюда — таков был совет мискито, — если только Шон не пострадает из-за нашего бегства. Оружейник успокоил их, сказав, что тревожиться на этот счет не стоит, потому что его величество всегда бережет людей, делающих и починяющих пушки. Идите на юг, посоветовал Аллен, потому что в случае погони это даст вам несколько дней форы. Люди Мулая начнут искать вас, как только обнаружится, что вы уехали без дозволения, но решат, что вы направились на запад или на север, прямиком к побережью. Никому и в голову не придет, что вы поехали в сторону Великой пустыни. Потом оружейник настоял на том, чтобы они приняли от него в дар деньги и оружие — новейшие мушкеты, пистоли и порох, — потому что, сказал он, побег в ту сторону непременно приведет их в дикие земли.

Гектор взглянул на солнце. Светило давно перевалило за полдень, но все еще жгло, и его жар отражался от каменистой земли. Гектор чувствовал, что лошадь под ним устала. Время от времени измученное животное спотыкалось о какой-нибудь камень, и камень скатывался вниз по голому склону холма, через который переваливал маленький отряд. Гектор сунул руку за пазуху и достал киблу, купленную на рынке в Мекнесе. Никому не показалось странным, что обращенный захотел купить маленький молитвенный компас.

Он сверился с компасом. В этой местности не было ориентиров — однообразное чередование каменистых склонов, поросших кустарником, и высохших речных русл. С самого начала отряд избегал больших дорог. Уже неделю, выбравшись из Мекнеса, они двигались по компасу, пользуясь, где можно, тропами и проселками, объезжая деревни и города стороной, заходя в деревни лишь для того, чтобы купить корма для лошадей и какой-нибудь провизии для себя. Друг Диаса, кавалерист Роберто, указал им основное направление. Он побывал с императорской армией в этой области, и Гектор, записав рассказ испанца о городах, переходах и дневках армии, обобщил все это и превратил в грубую карту местности. Он надеялся, что память не подвела испанца. Больше всего он боялся, что их станет водить кругами, как случилось с покойным начальником гребцов, и они в конце концов наткнутся на отряд Мулая. Но люди, теперь ехавшие за ним, верили в него и настояли на том, чтобы он был их вожаком.

— Ты больше всех годишься, — убеждал Бурдон. — Ты не дурак, да и учен к тому же. Поди-ка кто-нибудь попробуй начертить такую вот карту. И наперед ты хорошо соображаешь, все учитываешь. Для того-то и нужен вожак.

Гектор пытался разубедить их, но они твердо стояли на своем. Решено было добираться до Негритии, Страны черных. А там они найдут корабль, и тогда уж Мулай Исмаил их не достанет.

Гектор согласился с планом, потому что, по правде говоря, сам не знал, чего хочет. Одна только дружба поддерживала его, дружба Бурдона и дружба Карпа, но больше всего — дружба Дана. Так что, когда все трое заговорили о необходимости пробираться к океану через Негритию, он начертил карту, припомнив подробности большой карты Пири-морехода. Он обозначил столько стран, сколько мог вспомнить, и начертил приблизительно основную реку, протекающую по тем землям. Считается, что с одной стороны эта река соединяется с египетским Нилом, говорил он своим товарищам, а с другой впадает в море, и как раз туда приходят корабли из разных стран для торговли с туземцами, и вывозят золото, специи, слоновую кость и невольников.

— И куда они возвращаются, эти корабли? — спросил Бурдон.

— Туда, откуда приходят — в Англию, Францию, Португалию, Испанию, Бранденбург. Мы сядем на один из них. И ты сможешь вернуться домой, во Францию, — ответил Гектор.

— А чтобы уплыть куда-нибудь подальше, кораблей там не найдется? — спросил вор, обозначив пальцем курс прямо в океан.

— Подальше, значит — в Америку? — уточнил Гектор, и эти слова решили их общую судьбу.

Скривившись, Бурдон ткнул пальцем в свое клеймо галерника и пробормотал, что во Франции никто ему рад не будет. Дан объявил, что тоже предпочел бы направиться на запад и вернуться к своему народу. Гектор взглянул на Карпа. Тот, уставясь на карту, слушал их рассуждения. Карп кивнул в знак согласия, не дожидаясь вопроса. Итак, решение было принято.