Читать книгу "Возмездие - Фабрис Колен"

Взлетев по ступенькам, несколько монстров плюнули огненной кислотой на внушительные двери здания. Монахини внутри поднялись с колен и приготовились к худшему. Повернувшись к сестрам, настоятельница одарила их загадочной улыбкой. Потом она подошла ко мне и вложила мне в руку маленький стальной ключик, который всегда хранила у себя на груди. «Ты знаешь, что нужно сделать. Ступай».

Двери монастыря недолго сопротивлялись мощным ударам врага. Очень скоро одна из створок подалась и была тут же разломана на куски. Три монстра тут же ворвались внутрь. Сидевшие на них сентаи были вооружены длинными мечами и усеянными шипами боевыми цепами, которыми они потрясали в полутьме. Настоятельница вышла им навстречу. Ей прямо в лицо попало чугунное ядро, проломив ей череп; мозг брызнул на стену. Несколько других монахинь схватили кинжалы и тоже приблизились к врагам. Монстры сентаев двинулись им навстречу. Они были черны как ночь, животы у них были цвета стали, а задние лапы стучали по земле, как металл.

Их хозяева с недоумением смотрели на десятки монахинь, которые шли им навстречу, преграждая им путь. Очень быстро они поняли, что ничего не сделают с этими женщинами: как только они попытаются овладеть ими, те убьют себя ударом кинжала. Несколько сентаев взмахнули цепами и двинулись на сестер, прижимая их к стенам, раздробляя им члены, сокрушая черепа и грудные клетки.

Нескольким обезумевшим от ужаса монахиням изменило мужество, и они попытались скрыться на верхних этажах и в многочисленных внутренних дворах, которые образовывали сложный лабиринт. Среди них была и Наджа. Подобрав подол, она бросилась бежать к змеиному саду, а за ней гнался сентай верхом на своем монстре. В последний момент она как будто что-то вспомнила и, занеся руку с кинжалом, решила принять бой. В тот же миг в монастырь ворвалось несколько десятков варваров. Во главе их был Окоон. Сентай развернулся посмотреть, кто это, и Наджа воспользовалась этим, чтобы всадить в тело его монстра кинжал. Обезумев от ярости, мощным движением челюстей животное оторвало ей руку.

Найан заметил это и сделал ей знак. Конечно, было уже слишком поздно. Впрочем, какая разница? Монахиня покачнулась и почувствовала, как все ее существо наполняет невыносимая боль. Окоон что-то кричал ей. Она вонзила в сентая кинжал, тот ответил ударом меча, которым снес ей полголовы. Она умерла еще до того, как упала на землю.

* * *

«У тебя есть сын — наш сын.

Помнишь ли ты еще ту ночь, когда я пришла к тебе? Мы были двумя одинокими душами в поисках частички тепла. Мы отдались друг другу на алтаре мести. Ты и не знал, что от этого союза родился ребенок.

Я не знаю, где он теперь.

Я не знаю, видел ли ты его. Я не знаю, жив ли он. Но думаю, что ты знаешь его имя.

Его зовут Орион, и он наследник престола Империи.

Его отец так и не узнал об этом. Это была моя месть, понимаешь? Моя месть за мою поломанную жизнь. Теперь все это кажется таким далеким; мне уже не понять мотивы моих поступков: почему я его прятала, почему убила другого ребенка, чтобы заставить всех поверить, что мой сын умер. Вскоре после его рождения, подавленная чудовищностью того, что совершила, я удалилась сюда, за высокие стены монастыря, откуда теперь пишу тебе это письмо.

Но наш сын вырос. Я несколько раз видела его: это красивый молодой человек, подающий надежды, с невинным взглядом — совсем как у тебя. Я никогда не говорила ему, кто его настоящий отец. Он знал только, что он не сын Императора. Этого мне было достаточно. Я верила в него, как верила в тебя и как до сих пор верю. Мои две великие любви — два луча света во мраке.

Я буду помнить о вас до последнего вздоха».

* * *

Закрыв глаза, Лайшам приготовился к смерти.

Но рокового удара все не было. Заслышав какой-то шум, Раджак Хассн повернул голову, и в тот же миг ему между глаз вошел клинок и пронзил ему мозг. Так он и стоял с телом, обращенным к Лайшаму, и головой, повернутой в другую сторону. Потом, с широко открытыми глазами и негнущейся спиной, он медленно опустился на колени. Он в последний раз попытался взглянуть на своего врага. Но не нашел в себе сил. Окровавленный клинок торчал у него из головы. Наконец он упал лицом вниз, а клинок вошел еще глубже.

Лайшам неловко отполз, после чего, держась за шлем, встал на ноги.

Перед ним стоял принц Орион в окровавленной кольчуге. Он протянул к нему руку и тоже упал. Варвар бросился к нему и осторожно подхватил его под руки. Юноше было трудно дышать. У него по подбородку текла темная жидкость, а глаза были налиты кровью. Спасти его не было никакой надежды.

Лайшам склонился над ним. Он прижал его голову к своей груди и нежно погладил его по волосам. Слова были ни к чему. Слова были бесполезны. Принц спас ему жизнь. А теперь он его покинет.

Вождь варваров поднял голову.

Там, на подступах к Золотому Мосту, с удвоенной силой бушевали бои. Сентаи, азенаты и варвары стояли над водопадом и безжалостно убивали друг друга. Весь город содрогался от эха этой битвы, но здесь, над Большими Южными воротами, опять воцарилась тишина. Оба дозорных пути были усыпаны трупами. И Орион тоже был при смерти.

Лайшам посмотрел на него. Юный принц провел по его руке окровавленными пальцами и сжал ее. «Ты, — говорил его взгляд. — Я всегда знал, что это ты». Впервые за долгие годы варвар почувствовал, как ему на глаза наворачиваются слезы. Он взглянул на небо: бескрайняя лазурь и несколько облачков. Десяток ястребов кружит наготове.

Орион икнул и попытался подняться. Лайшам сильнее прижал его к себе. Он испытывал к этому юноше чувства, на которые давно уже не считал себя способным. Это не имело ничего общего с дружбой, которая связывала его с его воинами, с преданностью, горевшей в их глазах. Это не имело ничего общего с угрызениями совести, с потребностью и с желаниями. Это было совсем другое.

«И поэтому умоляю тебя, подумай о нем.

Подумай о нем, когда будешь покидать нас. Подумай о нем, если решишь спасти нас, подумай о нем, если решишь уйти. У этого молодого человека очень доброе сердце, можешь быть в этом уверен.

Он — это все, что осталось мне от тебя. Моя безумная надежда. Моя память. Воспоминание о наших объятиях.

О, как бы я хотела, чтобы все было по-другому.

Но он будет жить, я уверена в этом. Он будет жить — по крайней мере, в моем сердце.

Не забывай его».

Орион умер с широко открытыми глазами.

Последним, что он видел, было лицо его отца. Лайшам поднял забрало, и его слезы потекли на лицо юному наследнику. Когда все было кончено, он осторожно положил голову юноши на землю и вновь опустил забрало. Потом он приподнял безжизненное тело, взял его на руки и пошел через весь город к Золотому Мосту.

* * *

Битва за Дат-Лахан продолжалась до самого вечера.

Лайшам сражался десять часов подряд. Теперь, когда ему пришлось заменить Возмездие обычным мечом, он чувствовал себя гораздо слабее. Теперь им двигала жажда не мести, а всего лишь справедливости. Он боролся со злом. Он боролся с несправедливым устройством мира, и снова и снова без устали наносил удары. Его мускулы стали тверже камня. Он один убил в тот день не меньше сотни сентаев: такого не удавалось совершить еще ни одному воину в истории и никому уже не удастся.