Читать книгу "Балансовая служба - Андрей Егоров"

Его посетило острое чувство дежавю, когда он удалился от каравана достаточно далеко. Снова ночь, пустыня, и он абсолютно один, беглец, которому некуда податься в этом чужом враждебном мире. Впрочем, теперь все было не так, как прежде. Теперь у него появилась цель – найти богочеловека и присоединиться к нему. Он слишком многим обязан старому жрецу, чтобы обмануть его ожидания. Надо выполнить его последнюю волю.

Он обязательно разыщет богочеловека. А потом, отдав этот последний долг, сможет делать все, что посчитает нужным.

Митрохин старался ориентироваться по звездам, нашел на небе яркий треугольник и следил за тем, чтобы строенное путеводное созвездие всегда было чуть правее и впереди. Вокруг царил мистический голубоватый свет. Дымка скрывала горизонт, только очертания низких холмов, сплошь состоящих из черных камней, выплывали из сумрака.

Беглец огибал их и следовал дальше. Он почти все время глядел под ноги и только время от времени бросал взгляд наверх, чтобы убедиться, что не сбился с пути.

Двигаясь в том же направлении, он вскоре набрел на пересохший колодец и два занесенных песком трупа – эвкуса и силата. Обтянутые пергаментной кожей кости джинна, ввалившаяся шкура животного на тощих боках торчали нелепым островком среди безмолвия ночной пустыни.

Митрохин сглотнул. Его уже начинала мучить жажда. И он надеялся, что ему удастся обнаружить оазис или хотя бы колодец перегонщиков скота.

А вместо этого – перед ним открылось зрелище чужой страшной смерти. Силат загнал эвкуса и умер от жажды – не иначе как с водой в этом районе совсем плохо.

Иван Васильевич присел на колени, тронул седельную сумку, она оказалась дырявой и пустой.

Зато возле крупа эвкуса обнаружился припорошенный песком дивной работы меч. Когда он взял оружие в ладонь, лезвие засеребрилось ярким светом.

А руку до самого локтя обожгло – в нее словно вливалась сила. Магия! Митрохин подержал меч, взвешивая на ладони, стараясь понять, нравится ему это чувство или нет. Пришел к выводу, что нравится. Он соорудил себе перевязь из обрывков рубашки мертвеца и повесил на нее магический меч. Странное дело, ноша совсем не тянула.

Предчувствуя мучительную смерть, Митрохин потащился куда-то к призрачной линии горизонта.

Песок посверкивал крупинками звезд. Казалось, кто-то зачерпнул горсть драгоценных камней и разбросал по небесам. Ноги шагали сами по себе, а Иван Васильевич все глазел на небо… пока не уперся в колючий кустарник. Только тогда Митрохин остановился и огляделся кругом. Вокруг была все та же пустыня, но посреди нее таинственным образом возникли чернеющие во мраке низкие кустики с мелкими мясистыми листьями. Иван Васильевич машинально сорвал несколько листьев и отправил в рот. Пожевал их, надеясь выдавить хоть капельку живительной влаги. Почувствовал, что язык онемел, и только в этот момент очнулся. Поспешно сплюнул зеленую кашицу. Но было уже поздно. Следом за языком окаменело небо, потеряла чувствительность вся нижняя челюсть.

«Зубы можно драть без анестезии», – подумал Митрохин. Звезды на небе внезапно стали крупнее, ярче и заиграли разноцветными огнями, как ограненные алмазы на витрине ювелирного. Реальность таинственным образом трансформировалась – там, где только что была пустыня, вырос до небес сосновый лес, зазеленела высокая трава, запели птицы и пошел освежающий грибной дождик. Солнце косыми лучами просвечивало сквозь хвойные ветви. Иван Васильевич задохнулся от счастья. Его будто что-то толкнуло в спину, и он помчался через лес, крича во весь голос: «Ау, люди, я вернулся!» «Это ж средняя полоса России», – мелькнуло в голове. Вот сейчас он пробежит по прошлогодней хвое, минует лесок и выбежит на высокий песчаный откос, откуда видна Волга. А на другом берегу непременно будет город – Кинешма или Самара.

Митрохин все бежал и бежал… А лес все не кончался. Мелькали рыжеватые стволы, зеленые полянки, сплошь поросшие крупными подосиновиками, пару раз ему пришлось перебираться через поваленные деревья, ветка оцарапала щеку…

Внезапно он пришел в себя. Болела щека и еще висок. Митрохин приподнял набитую под завязку звенящей пустотой голову и понял, что лежал лицом на острых камнях. Что-то мешало, упираясь в бок. Он повернулся, тронул непонятный предмет.

Магический клинок. Приподнялся на локте, огляделся кругом. В теле ощущалась странная легкость.

А голова гудела и соображала плохо. Будто вчера пребывал в счастливой бессознанке. Давно, ох и давно он не ощущал тот самый похмельный синдром, сейчас воспринятый ностальгически и потому отозвавшийся в сердце приятной истомой.

Солнце явственно клонилось к закату. Митрохин покрутил головой и понял, что лежит у кромки дороги. Едва заметной светлой полосой она с трудом читалась в каменистом пейзаже, теряясь между дюнами на горизонте. У дороги примостилась странно огромная агава. Такая же, только маленькая, стояла в московском офисе на окне. Эта же была больше самого Митрохина. К тому же из середины ее торчала замечательно большая сухая колючка.

– Хорошие листики, – пробормотал Иван Васильевич, трогая ничего не чувствующий язык, – эк меня расколбасило. Кому расскажи, не поверят.

Митрохин встал на колени, затряс головой, как молодой баран при виде соперника. Кряхтя, поднялся на ноги. Ощупал себя. Вроде бы все цело.

И даже ничего не болит. Только печень отчего-то ноет. Давно не давала себя знать. С тех пор как спиртсодержащие напитки покинули его ежедневный рацион. Иван Васильевич вышел на дорогу, встал посередине. Направление выбрать никак не мог.

«Направо пойдешь – от жажды загнешься, – подумал он, – налево – от обезвоживания организма».

– Всегда любил ходить налево, – пробормотал Митрохин и, шатаясь, побрел по дороге навстречу закатному светилу.

Темнело быстро. Молодой месяц, чей бледный серп болтался в голубых небесах напоминанием о том, что ночь близко, всплыл повыше и принялся сеять свет на земные просторы. Звезды поблескивали хитрыми разноцветными глазками, сквозь которые поглядывали с небес на передвигающего с трудом тяжелые ноги похмельного человека. Митрохин шел, положив правую руку на рукоять магического меча, левой он взмахивал – отмеряя ритм по-военному – раз-два, раз-два… еще немного пройду, а там обязательно будет место, где я смогу устроить привал и отдохнуть, раз-два, раз-два… дотянуть бы только до вон той горки, а от нее уже недалеко до спасения… Но дорога все также вилась меж каменистых гор по пепельному в сумраке песку и россыпям крупных булыжников, а что-нибудь, что могло бы сохранить человеку жизнь, и не думало появляться.

Он уже был близок к отчаянию, когда внезапно повеяло ночной прохладой и сильный ветер задул в спину, будто специально помогал Ивану Васильевичу переставлять одеревеневшие от долгого перехода ступни. А затем на горизонте блеснула искорка. Зажглась на мгновение и пропала. Но Митрохину отчего-то примерещилось, что это добрый знак, посланный свыше. Взялась ниоткуда в тяжелой голове такая мысль, и все тут. Он сделал над собой усилие, прошел еще несколько километров и наткнулся на человеческое поселение – деревеньку в сорок-пятьдесят дворов…