Читать книгу "Последняя игра - Алексей Рыбин"

Поняв, что она, кажется, перевоплотилась в облик городского обыкновенного небогатого паренька, Настя села в автобус и поехала в центр, на улицу Декабристов, где проживал ее давний знакомый, друживший еще с Настиным папой, журналист Марк Аронович Куз. Он много помогал Насте и был посвящен в ее полукриминальные и откровенно противозаконные делишки и дела, будучи одним из немногих в этом городе людей, которому она полностью доверяла и на которого могла рассчитывать в любой ситуации.

Она помнила, что вечерами, особенно в последнее время, Куз предпочитал сидеть дома. Правда, за то время, пока ее не было в городе, все могло измениться, но у Насти было предчувствие, что она застанет своего старика дома.

Во дворике высокого пятиэтажного дома старой, дореволюционной постройки стояла одинокая скамеечка. Летом вокруг скамеечки был разбит заплеванный хилый газончик – домоуправление тщетно пыталось озеленить асфальтово-бетонно-каменные лабиринты проходных дворов, сейчас же скамеечка торчала из серо-бурой снежной каши, мгновенно после снегопада теряющей свой естественный цвет от копоти и гари автомобильных выбросов и щедро рассыпанных по всему двору окурков и собачьих экскрементов.

Сейчас на скамеечке сидела троица в меру пьяных молодых людей пэтэушного вида – в пуховиках, двое – в черных широких джинсах, третий – в брюках с претензией на респектабельность, в ботинках с толкучки, без шапок. Сверкая ежиками жестких волос, они потягивали дешевое пиво, покуривали и тихо гыгыкали над какими-то своими плоскими анекдотцами.

– О-о! Петух! – сказал один из них вслед прошагавшей мимо Насти.

– Петух идет по парку! – многозначительно повторил другой.

– Э, э, братан, иди сюда, – крикнул первый. – Кому говорю! Петушина!

Они по-своему расценили нежность Настиных щек, тонкость подбородка и чувственность губ. Хорошо, хоть широкие джинсы и кожаная куртка, которую дал ей Санек, скрадывали женственность фигуры…

– Э, ты, бля, не понял, что ли? – услышала она крик сзади, но ее ботинки уже стучали по ступеням темной лестницы с единственной горящей лампочкой на пятом этаже – перед квартирой Марка.

Здесь она сбросила всю напускную мальчишескую солидность и побежала по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. От этих троих ослов ей было одной не отбиться, или, может быть, и отбилась бы, если постараться, но ни драки, ни привлечение к себе внимания вовсе не входило сейчас в Настины планы.

Куз открыл сразу, не спрашивая, кто да зачем пришел, распахнул дверь и, щурясь, стал вглядываться в Настино лицо.

– Е-мое, – сказал он наконец. – Е-мое…

От него пахнуло привычным запахом табака и крепкого алкоголя, но Куз был не пьян, вполне коммуникабелен, просто, что называется, «держал дозу».

– Привет, – сказал Настя. – Войти-то можно?

– О чем разговор? Конечно, конечно…

Пропустив Настю в квартиру, он вышел на лестницу, заглянул через перила вниз и, только убедившись, что внизу никого нет, вернулся к себе и запер дверь на все три внутренних замка.

– Тебя и не узнать. – Он попытался улыбнуться Насте, но улыбка вышла слишком жалкой, для того чтобы выглядеть искренней. – Что, опять что-то случилось? Что на этот раз? И где ты пропадала? Я думал, уехала куда-нибудь, за границу… Письма ждал…

– Сейчас, Марк, отдышусь… Сейчас расскажу.

– За тобой бежали, что ли?

– Да нет, это у тебя во дворе гопота сидит. Я, знаешь, на всякий случай от них свалила… Отморозки… Мне сейчас только их не хватало…

– Водки выпьешь?

– Выпью, – неожиданно для себя сказала Настя. – Разговор у нас длинный будет.

Глава тринадцатая

Пельмень купил ресторанчик «Пэррот» совсем недавно, прибыли он не приносил и приносить не мог – крохотное заведеньице на семь столиков и три места за стойкой, да и расположение – вроде бы центр, но на улице Достоевского, на задах Кузнечного рынка – совсем не респектабельный квартал, район обитания бомжей всех мастей, средней цены проституток, рыночных торговцев, перекупщиков, оптовиков, охранников, шоферов, дворников, цыган, всей бесчисленной толчеи, орудующей каждый день с раннего утра до позднего вечера на Кузнечном, вершащей кроме дел видимых, то есть торговли продуктами питания, еще и массу дел невидимых – от наркотиков и автомобилей до проституции, недвижимости, оружия и черт знает чего еще. Публика самая разная крутилась возле рынка, и интересы ее, соответственно, были самые противоречивые и неожиданные.

«Пэррот» же сразу после открытия стал прибежищем торгашей средней руки и уже начал было превращаться в обычный шалман, пахнущий дешевым пивом, с окурками на полу и громкими матерными перебранками по углам, как Пельмень прибрал его к рукам.

Номинальные хозяева остались прежними и не могли нарадоваться на перемены, происшедшие в предприятии, от которого уже собирались отказываться.

Чистота, порядок, накрахмаленные салфетки, отменная кухня – поварской корпус был единственным из того, что изменилось с приходом Пельменя, вернее, с вливанием в убыточное заведение его денег.

И в одночасье перестали сюда ходить братаны с рынка, исчезли местные алкаши с бутылочкой пивка и водкой под полой, подростки больше не сидели часами за дальним столиком, гогоча и дымя «паленым» ядовитым «ЛМом».

Неожиданно, к удивлению жильцов окрестных домов, какие-то доброхоты из служб городского хозяйства выложили новым асфальтом участок улицы от ресторана «Пэррот» до перекрестка с Разъезжей, вымостили тротуары дорогим булыжником, поставили два новеньких, но стилизованных под старину фонарных столба. Красота, да и только.

А в ресторанчике днем теперь посетителей почти не стало. Вся рыночная голытьба неведомо как и кем была извещена, что «Пэррот» теперь – частная территория, да не кого-нибудь, а Пельменя. И заходить туда никому, конечно, не заказано, пожалуйста, приходите и угощайтесь, но помните себя, господа. И девяносто процентов бывших завсегдатаев сами решили, что найдут для своих посиделок более демократичное местечко, без этих белоснежных хрустящих салфеток и лощеных официантов, расхаживающих по зальчику, точнее, проплывающих по нему с лицами английских лордов и осанкой чемпионов мира по плаванию.

В общем, Пельмень устроил себе еще одно место для «стрелок». Таких мест в городе было у него не одно и не два. Тем паче этот район был для Пельменя «пустым», кабаков здесь было, конечно, навалом, но он не любил обсуждать дела в чужих залах. Отдыхать, выпивать-закусывать – это с удовольствием, а о делах он предпочитал рассуждать в приватных беседах и только на своей территории.

Черный «шестисотый» – пока что Пельмень других машин не признавал, в этом смысле он не отличался оригинальностью, сейчас престижно, потом войдет в моду другая модель, значит, будет другая – затормозил перед входом в «Пэррот». Пельмень подождал, пока выйдет охранник-шофер Вилли, потом и сам вынес свое грузное тело на всеобщее обозрение.