Читать книгу "Пушкарь - Юрий Корчевский"

Дул легкий попутный ветер, шипела под форштевнем вода, были поставлены все паруса. Торговое судно, на котором мы плыли, сидело низко, видно, нагружено было хорошо, и поэтому даже под всеми парусами ход был невелик. Я обошел по палубе все судно, осматриваясь на всякий случай и стараясь запомнить, где что находится. На носу стояла маленькая пушечка, я внимательно ее осмотрел, меня что-то тревожило, было какое-то малообъяснимое чувство тревоги. На палубу вышел и Филипп. Мы поздоровались, и посол пригласил меня в каюту позавтракать. Вино я пить не стал, дав себе слово во время морского перехода быть трезвым. Мы часок поболтали и отправились исследовать судно дальше. По-моему, это была каракка. Филипп не знал, а у матросов спросить не получалось. Команда была разношерстной по национальному составу – немцы, французы, голландцы. А я знал кроме русского разговорный татарский и немного английский, да и тот, наверное, мало кто смог бы понять, все-таки за четыре века и язык меняется. На судне кроме трюмов было еще несколько палуб, где были жилые помещения команды, камбуз – кухня по-сухопутному, шкиперская и другие, мне не совсем понятные помещения. С третьей палубы меня невежливо попросили, как потом перевел Филипп, чуть не приняли за шпиона. Я встал на палубе и, опершись на перила, с удовольствием вдыхал теплый морской воздух. Слева вдали показалась полоска земли, матросы на судне забегали живей, подошедший Филипп, стоя с бутылкой вина в руке, пояснил – пролив, узкое место, часто бывают нападения пиратов, ведь крупным судам маневрировать здесь трудновато. Я спустился в каюту, зарядил мушкет и штуцер, пистолеты были заряжены давно, еще в начале поездки. Выйдя на палубу, я увидел невдалеке небольшую, по морским, конечно, меркам, шхуну. Она держала курс наперерез курсу «Святой Магдалины». Похоже, худшие прогнозы начинали сбываться. Вместе с Филиппом мы подошли к капитану, он стоял на корме, рядом с рулевым и боцманом. Они о чем-то тревожно переговаривались, показывая пальцами на приближавшуюся шхуну. Из перевода Филиппа я понял, что это пираты. Судя по быстрому сближению кораблей, я понял, что нам не уйти, ход торгового судна был невелик, а шхуна шла под полными парусами очень резво. На носу два матроса возились у единственной небольшой пушечки, разворачивая ее в сторону шхуны, вот грянул выстрел, но ядро шлепнулось, подняв кучу брызг, довольно далеко от пиратов. Не мешкая более, я бросился в свою каюту, за пояс затолкал пистолеты, на оба плеча повесил ружья и в руки взял по мешочку с порохом и пулями. Поднявшись на палубу, перебежал ближе к носу судна, оттуда обзор был лучше. На приближавшейся шхуне уже были видны толпившиеся на палубе люди, в руках у них были сабли, видно, готовились к абордажу. Я улегся на палубу, прицелился в толпу и спустил курок. Сзади раздался смех, обернувшись, я увидел боцмана. Он показывал на меня пальцем и что-то быстро говорил, Филипп перевел – он говорит, чтобы отбиться, нужны несколько больших пушек и хорошая команда, а не этот сброд, ружьем ничего не сделать. Ну-ну, посмотрим. Быстро перезарядившись, я снова выстрелил из штуцера в людей на шхуне, с удовлетворением отметив упавшего. Со всей возможной скоростью я стал перезаряжать штуцер и вел прицельную стрельбу. Толпа готовившихся к штурму пиратов после каждого моего выстрела уменьшалась на человека, поняв, что моя стрельба приносит значительный урон, пираты стали укрываться за надстройками, выстрелив несколько раз из мушкетов в нашу сторону, не причинив впрочем никакого вреда, ведь между нами было около двухсот метров, кабельтов по-морскому. Матросы у пушки успели выстрелить еще пару раз, но с нулевым результатом. Пока я имел преимущество в дальности и точности и старался его использовать. Боцман перестал хохотать, видя результативность стрельбы, и теперь глядел с интересом. До сближения на мушкетный выстрел – около пятидесяти метров, еще было время, и оно не пропало для меня даром, еще троих разбойников я успел ранить или убить. Команда нашего судна под руководством капитана готовилась к отпору, в руках матросов поблескивали короткие сабли и пистолеты. Ухватив под руку боцмана, я кинулся к носовой пушке, где бестолково суетились горе-канониры. Я уже понял, в чем их ошибка, – они не брали упреждение. Отодвинув матросов в сторону, я стал наводить пушечку сам, знаком указал на матроса с горящим фитилем, он поднес его к затравочному отверстию. Ба-бах! Я смотрел на приближавшуюся шхуну, пытаясь увидеть результат. Отличное попадание, прямо под основание мачты. Мачта накренилась и с грохотом упала, повиснув на винтах. Ход шхуны сразу упал, и ее стало разворачивать к нам левым боком, правый бок под весом упавшей мачты опустился, так что нам стала видна даже небольшая часть подводного борта. Такого случая упускать было нельзя. Вместе с матросами я лихорадочно стал перезаряжать пушку. Надо полагать, пираты очухаются быстро, перерубят ванты, и мачта упадет за борт. Ход у них, конечно, будет уже не тот, но корабль выпрямится на киле. Наконец пушка готова к выстрелу. Я тщательно прицелился и всадил ядро прямехонько ниже ватерлинии, которая возвышалась над водой не меньше метра. Схватил мушкет и выстрелил по палубе картечью, стараясь внести побольше сумятицы. Не до топоров им будет под огнем. Знаками пояснил матросам, что надо перезарядить пушку, а сам стал перезаряжать мушкет. Боцман, видя, что исход боя может повернуться в нашу пользу, активно помогал. Вот пушка уже готова, да и мушкет тоже. Снова прицеливаясь, стреляю из пушки, проделав в деревянном борту еще одну дыру. В это время пираты перерубили ванты и тросы и сбросили сломанную мачту за борт, шхуна выпрямилась, и через пробоины от моих ядер в судно хлынула вода. Поскольку палуба была теперь хорошо видна, я выбрал цель и выстрелил из мушкета картечью, скосив сразу нескольких пиратов. Команда с нашего судна тоже не сидела сложа руки и раздался нестройный залп. К сожалению, мушкеты и ружья у них были заряжены пулями, а не картечью, да и стрелки они были неважные, однако несколько пиратов, обливаясь кровью, упали. По-моему, их команда уже была не рада встрече с нами. Убитых уже много, через пробитые борта хлещет вода, а между судами еще метров семьдесят. На абордаж еще рано, а шхуна может набраться воды и затонуть раньше, чем подойдет к нам. Видно, команда решила не тратить время на латание пробоин и все-таки захватить наш корабль. В бортовых отверстиях появились несколько пар весел. Но что могут сделать несколько пар весел на тяжелом судне, которое с каждой минутой оседало все глубже. Со шхуны летели разноязычные проклятия, раздавались выстрелы. Поскольку на нашей «Святой Магдалине» стоял носовой косой парус на бушприте, чтобы судно сохранило управляемость, мы медленно, метр за метром удалялись от пиратского корабля. На шхуне, видя бесплодность попыток захватить наше судно или даже сблизиться с ним, команда запаниковала, пираты стали бросаться за борт, пытаясь подплыть к нам вплавь. Матросы с торгового судна выстрелами отгоняли их, другие пираты пытались спуститься в шлюпку, до этого болтавшуюся за кормой. Было уже понятно, что шхуна обречена и скоро затонет, а все мы будем свидетелями катастрофы. Но жалости или сочувствия я не испытывал, жестокое время – жестокие нравы. Или мы их утопим, или они нас взяли бы в плен, и какова была бы наша судьба, одному богу известно. Нас могли продать в арабские порты на галеры, а могли и сразу убить, чтобы не оставлять свидетелей, но в любом варианте участи нашей нельзя было бы позавидовать. Несколько пиратов ухватились за концы веревок, свисавших с корабля для различных целей, и теперь только сам дьявол мог бы отцепить их руки. Капитан распорядился втянуть их на судно, связать и допросить. Будут врать или молчать – отправить на корм рыбам, скажут все – бросить связанными в трюм, чтобы разобраться на берегу – кто предводитель, чье судно, из какой страны. Отношения на Балтике в это время были странными, враждовали почти все прибрежные страны, и занимались морским разбоем все кому не лень, даже страны Ганзейского союза иногда не брезговали поживиться легкой добычей, если она им была по зубам. В данном случае повезло нам. Мы отошли от гибнувшей шхуны метров на пятьдесят-семьдесят и наблюдали за агонией корабля. Почти все члены команды пиратской шхуны покинули ее, прихватив кто обломок мачты, кто успев взобраться на переполненную шлюпку, которая спешно, на двух парах весел пыталась покинуть место трагедии. Сама шхуна набрала воды, нос ее уже зарывался в воду, и волны перехлестывали через палубу, вот она начала накреняться. Крен достиг градусов пятидесяти, с треском сломалась вторая мачта, судно накренилось еще больше и вдруг, резко перевернувшись и показав заросшее водорослями брюхо, пошло ко дну, пустив целую кучу воздушных пузырей из трюма. Мы молча смотрели на гибель корабля, и почти каждый мысленно представил, что, одержи пираты верх, то же могло произойти и с нами. Пираты на перегруженной шлюпке уже успели уйти кабельтова на два. Догонять и топить их мы не стали, если на шлюпке нет пресной воды или компаса, бог их приберет, или кто-то, польстившись на легкую добычу, возьмет их в плен на продажу в качестве рабов или на весла на галеры. Участь их в любом случае незавидна, но судьбу свою они выбрали сами. Столкновение благополучно разрешилось в нашу пользу, и я уселся чистить свои ружья. Со стороны кормы приближалась целая делегация – капитан, боцман, и рядом семенил пьяненький Филипп. Вероятно, решив, что настает наш последний час, он решил выпить все свое превосходное вино, чтобы оно не досталось врагу. Остановившись передо мной, капитан произнес прочувствованную речь. Я ни черта не понял, поскольку говорил он на голландском, пьяный Филипп, заплетаясь языком, пытался с пятого на десятое перевести. Насколько я понял, капитан благодарил за участие в обороне от пиратов, был безмерно благодарен за спасенный корабль и груз и спрашивает, сколько я хочу получить и в какой валюте – он может заплатить соверенами, талерами, гульденами или ливрами.