Читать книгу "1942. Реквием по заградотряду - Александр Золотько"

– Никто не дергается, никто не погибает, – крикнул Севка. – У нас тут разговор к Учителю.

Учитель застонал и попытался расстегнуть кобуру на ремне.

– Дурак, – сказал Севка и ударил Учителя ногой в лицо, не сильно, для профилактики. – Узнал? А ведь еще утром казалось, что все, что больше не свидимся… Обидно?

– Не нужно… – простонал Учитель. – Я вас прошу…

– А как же идея? – спросил Севка, присаживаясь на корточки у раненого. – Или не было никакой идеи? Было желание нагадить, отомстить? Просто продемонстрировать себе, что лучше других, сильнее, умнее…

Учитель уже не стонал – выл.

– Вот так, – сказал Севка. – Вот так – правильно. Ты хотел воевать? Драться с большевиками? Так воюй! Кто тебе не дает? Возьми винтовку и стреляй. Убивай… даже расстреливай, если уверен в своей правоте… Только никакая правота не дает права человеку мучить других. Как бы ни нагулялись здесь красные, как бы ни свирепствовали карательные отряды – евреи, комиссары, но политрук Зельдович не совершил такого, чтобы оправдало твои зверства. И никто из замученных тобой и твоими мальчиками не заслужил. А вот ты…

Севка приставил ствол «МП» к животу Учителя.

– Ты – заслужил. И я мог бы забрать тебя с собой и по дороге, в качестве развлечения, все тебе вернуть. Все до капельки…

Учитель замолчал, только дышал часто и с хрипом, глядя, приподняв голову, на автомат в руках Севки. Капельки пота текли по щекам.

Люди вокруг молчали.

– Сева, – позвал Костя. – У нас не так много времени…

Учитель с надеждой посмотрел на него. Если мало времени, может, даже убивать не станут… или хотя бы мучить не будут… Просто убьют…

От хаты, заголосив, к Учителю бросилась казачка, та самая, что требовала вчера не пачкать в хате.

Костя ударил ее автоматом, оттолкнул к бабам, они вцепились в кричащую казачку, пытаясь удержать на месте. Та вырывалась, пока ее не повалили и не придавили к земле, лицом в пыль.

– Я пришел за своими документами, – сказал Севка. – Где они?

– В хате, – выдохнул Учитель. – На столе… Там все документы…

– А пленные где?

Учитель не ответил.

– То есть ты, сволочь, всех?.. – спросил Севка.

Учитель закрыл глаза.

– Костя, сходи в хату, там на столе – документы. Забери. И наши револьверы – тоже. У тебя в кобуре, Учитель, не наше оружие?

– Н-нет… Ваше – там, в хате, на лавке… Григорий просил и Фома… – Учитель облизал губы. – Вы бы… ноги мне перевязали… истеку ведь…

– Но вы же историк, должны знать – это смерть патрициев. И это – не очень больно.

– Кости… у меня, кажется, кости сломаны…

– А это уже больнее, – кивнул Севка.

Пока Костя бегал в хату, Севка не сводил взгляда со стоявших вокруг людей. А те – с него. Даже дети испуганно молчали, прижимаясь к матерям и бабкам.

– Есть, – сказал Костя, перепрыгнув со двора через плетень.

С база, подумал Костя, у них двор, кажется, называется баз.

– Давай в машину, – приказал Севка и наклонился к Учителю. – Ты напрасно все это затеял. И людей напрасно подставил… Я специально выяснил – не будет вам ни удачи, ни мести… В январе все закончится под Сталинградом, и вы побежите вместе с немцами. Потащите за собой женщин, детей, стариков… Через всю Европу потащите, пытаясь спастись. Убивать будете ни в чем не повинных людей, чтобы заслужить у немцев спасение… Вас поселят в Италии, и вы будете убивать итальянцев за то, что они хотят выгнать немцев со своей земли и уничтожить своих фашистов… Это месть большевикам? Из Италии вы побежите дальше, не находя себе пристанища, пройдете через Альпы, устелив дороги телами своих близких… Доберетесь до англичан, а они… они с европейской порядочностью и очень демократично передадут вас большевикам. Всех – мужчин, женщин, детей… Как скот на бойню, не пожалеют… И знаете, Учитель, что самое странное в этой истории? А то, что большевики оставят большинству из вас жизнь. Погонят в Сибирь… и еще куда-то, но не станут убивать возле дороги, не станут вешать… Слышите меня, Учитель?

– Д-да…

– Плохо тебе?

Учитель застонал.

Он поверил этому красному командиру, каждому слову поверил, и было от этого больно, так больно, что даже боль в перебитых ногах стала не такой огненной.

– Ладно, – сказал Севка. – Нам пора…

Палец сам собой нажал на спуск автомата, пуля пробила сердце Учителя и вошла в землю, словно и ее хотела убить.

Костя завел мотор.

Севка подошел к бронеавтомобилю, взялся за поручень…

Сзади грохнул выстрел. Пуля ударила в броню возле самой головы Севки. Крохотный осколок зацепил щеку, оставив ожог.

Севка быстро обернулся, вскидывая «МП».

Девчонка, та самая, с красной лентой, что собиралась вручать немцам цветы, каким-то образом успела схватить винтовку и выстрелить. Не попав с первого выстрела, она торопливо передергивала затвор – и не могла. Руки тряслись, затвор перекосило.

Бабы с визгом бросились в стороны, потащили за собой детей.

– Не нужно! – крикнул Севка.

Затвор винтовки, наконец, скользнул вперед, досылая патрон, девчонка подняла оружие.

– Не нужно… – повторил Севка. – Не…

Хлопнул наган. Пуля попала девчонке в лицо, винтовка отлетела, а девушка упала на землю как подкошенная.

– Давай в машину! – крикнул Костя, все еще целясь из нагана в толпу. – Или ты хочешь всех перестрелять?

Севка запрыгнул в бронеавтомобиль.

…К вечеру машину пришлось бросить – двигатель перегрелся, заглох и отказался заводиться.

Бронеавтомобиль подожгли и дальше пошли пешком.

Они так и не обсуждали то, что произошло на хуторе. Севка не поблагодарил Костю, а тот не сказал ни слова о том, что в следующий раз и так далее…

Они шли пять суток, вначале – днем, с небольшими привалами ночью, но на второй день попали под удар сто двадцать третьего «хеншеля». К тому моменту они уже собрали по степи почти сотню бойцов. Кого пришлось припугнуть расстрелом, кто пошел в колонне с командирами добровольно и даже с радостью, а троих пришлось в самом деле расстрелять.

Лично Севке. Своей рукой. И Косте сказал, чтобы не лез.

Двух красноармейцев, у которых в карманах оказались немецкие листовки-пропуска в плен, и красного командира, старшего лейтенанта, который попытался зачем-то застрелить Севку.

Когда на второй день пути заметили в небе над головой биплан, решили – все решили, даже те, кто был на фронте с июня сорок первого, – что это «У-2». Ну, не вязалось в голове, что у немцев – у самих немцев! – может быть такая вот этажерка на вооружении. Медленная, тарахтящая, словно швейная машинка.