Читать книгу "Мутабор - Ильдар Абузяров"

Так, может, мне и дальше продолжать в том же духе? Начать ухаживать за этой несчастной? Переехать позже к ней в дом? Она все равно ничего не помнит и полюбит меня, как родного отца. Сразу видно, старая интеллигентная семья коренных петербуржцев. Наверняка у них большая квартира в центре города, полноправным владельцем которой, при полоумных матери и дочери, я могу стать.

– Я готов помогать и заботиться! – произнес я вслух, выдавив еще немного мысленного крема.

Глава 4

Ход конем в «Сицилианской защите»

1

Бабенко вышел на платформу ставшего ему родным города с чувством облегчения. Всю дорогу он мысленно поторапливал поезд и машинистов, чтобы успеть вмешаться в шахматную партию, все более по своему мафиозному накалу напоминающую «Сицилианскую защиту» и спасти Грегора Стюарта – по сути пешку – от зажавших его в угол преследователей. А заодно Федору Сергеевичу не терпелось разгадать задачку, но странное дело: вот теперь, стоя на шахматной брусчатке, он вдруг успокоился.

Питер – город с равномерно распределенной, а значит, женской энергетикой. В Москве, стоящей на семи холмах, энергия взрывная. В Москве много мест, где она зашкаливает и концентрируется. А Питер ласкает ветерком с залива, треплет по волосам, успокаивает и даже усыпляет. Особенно, когда часы на площади показывали ранний час.

Позавтракав в «Чайной ложке», Бабенко позвонил своему приятелю Девушкину, но тот сообщил, что на квартире вот уже целый день никто не появлялся.

«Неужели опоздал?» – названивал Федор Сергеевич Грегору Стюарту, но в ответ получал лишь длинные гудки. Сделав ход конем и прогулявшись до Большой Конюшенной, он пытался вновь и вновь остановить минуты, нажимая на кнопку домофона, словно на пипку шахматных часов, после каждого мысленного хода. Бесполезно – бег времени не прервать.

В конце концов, Грегор Стюарт взял трубку. Судя по разговору он был в стельку пьян и чем-то очень расстроен.

– Шахмат у меня нет! – сообщил он, чуть не плача.

– А где они? – спокойно спросил Бабенко.

– Их у меня украла моя возлюбленная!

– Какая возлюбленная? Давно вы познакомились?

– На этой неделе, – продолжал жевать и размазывать сопли Стюарт, – но я сам виноват, что так получилось. Надо было ей сразу рассказать всю правду.

– Кому? – Бабенко был само спокойствие. – Вы можете назвать фамилию? Где вы встречались? Номер ее телефона? Мы с Вами можем увидеться?

– Она не берет трубку! Бесполезно пытаться ей дозвониться. Она вообще отключила телефон или сменила симку, чтобы больше меня не видеть и не слышать. Фамилии я не знаю. А увидеться я не хочу, потому что сейчас я не адекватен.

«Оно и чувствуется», – попрощавшись и пожелав не раскисать, подумал Бабенко. Все понятно. Он снова чуть-чуть не успел. Что же теперь делать?

2

Но Федор Сергеевич не был бы настоящим сыщиком, не имей он некоторого представления о дальнейших действиях. У него оставалась одна возможность зацепиться за нитку, и он попытался ее воспользоваться.

Первым делом Бабенко зашел в интернет-кафе – благо, то уже открылось – и выяснил, когда ближайший рейс до Кашевара. Самолеты в Кашевар летали два раза в неделю. Первый ранним утром в понедельник. Следующий – в субботу после полудня. Точнее, в четырнадцать пятьдесят пять.

Конечно, до Кашевара можно добраться и на поезде, но это, во-первых, долго. А во-вторых, придется пересекать несколько границ с таможенным досмотром.

Далее Бабенко заглянул в «Большой дом» к своим бывшим сослуживцам по ФСБ и выяснил, не покупала ли за последние дни билет на самолет до Кашевара девушка лет 20–25. Оказалось, и правда, одно место было забронировано буквально вчера вечером на некую Екатерину.

Билеты до Кашевара недешевы, экономкласс – от шестисот евро. Но даже они раскупаются задолго до вылета. А билеты бизнес-класса, которые иногда остаются, так вообще стоят под тысячу евро. Откуда у молодой девушки такие деньги?

Чувствуя, что идет по нужному следу, Бабенко выяснил: эта Екатерина приехала из Кашевара учиться, то есть была студенткой. Не слишком ли круто для студентки? Она же, Екатерина, выкупила сразу два места в СВ на поезд от Питера до Москвы, откуда и вылетала в Кашевар.

Федор Сергеевич понимал, что дело близко к развязке.

– Ну что? – спросил Константин Геннадьевич Бабушкин. – Будем брать ее тепленькой и спящей?

– Нет, – не согласился Бабенко, – если она действительно осторожная кошка, то подобное действие может спугнуть всю операцию. На этот раз я буду действовать сам!

– А что у тебя за история с этой молодухой? Неужели она наставила рога богатенькому муженьку, и тот для расследования нанял тебя? – как бы в шутку спросил генерал КГБ. – Хочешь, по старой дружбе, помогу тебе с ней разобраться?

– Скорее не мужу, а молодому пареньку. Спасибо за предложение о помощи, но лучше я сам. Ни к чему отвлекать Вас от службы ради такой мелочовки. Не отбирай мой хлеб и позволь довести все до конца!

Попив чайку с печеньем «Юбилейным» в компании с Константином Геннадьевичем, Федор Сергеевич поехал в центр города и в кассах на канале Грибоедова выкупил забронированный им по телефону из «Большого дома» билет на тот же поезд в соседнее СВ-купе.

Поезд отправлялся глубоко за полночь, в начале третьего, чтобы приехать в Москву к одиннадцати утра субботы. Как раз есть пара-тройка часов, чтобы добраться до аэропорта и успеть зарегистрироваться.

3

Поскольку до поезда оставалась еще уйма времени, Бабенко решил зайти в шахматный клуб, что расположился в бывшей французской церкви на Большой Конюшенной.

Выйдя из метро на канал Грибоедова, Бабенко по привычке зашел в «Дом книги». На Малой Конюшенной Бабенко привлек пикет, организованный в защиту домашних животных.

«Спасем бездомных собак и кошек от жестокости и бессердечия!» – было написано на одном из плакатов. «Отправим на мыло городских чиновников!» – гласил соседний.

Один из демонстрантов горячо рассказывал притчу Лю Цзи о том, откуда берется сила к сопротивлению.

В государстве Чу один старик жил благодаря обезьянам, которых держал в качестве прислуги. Народ Чу называл его «Джи гонг» – Повелителем обезьян. Каждое утро старик собирал обезьян у себя во дворе и приказывал старшей обезьяне вести остальных в горы, чтобы собирать фрукты с деревьев и кустов. Каждая обезьяна должна была отдавать одну десятую собранного старику. Тех, кто не делал этого, безжалостно пороли. Все обезьяны страдали, но не решались жаловаться. Однажды маленькая обезьянка спросила остальных: «Сажал ли старик эти деревья и кустарники?» Ей ответили: «Нет, они сами выросли». Тогда обезьянка опять спросила: «Разве мы не можем собирать фрукты без разрешения?» Остальные ответили: «Можем». Обезьянка не унялась: «Тогда почему мы должны служить старику?» Она еще не кончила говорить, как обезьяны все поняли и пробудились. Той же ночью, увидев, что старик уснул, обезьяны разрушили ограду, забрали фрукты, которые старик держал в хранилище, унесли их в лес и больше не возвращались. Вскоре старик умер от голода.