Читать книгу "Чему не бывать, тому не бывать - Анне Хольт"

— Ладно, — согласился Зигмунд. — Полиция Осло уже едет. Они сказали, будут через десять минут.

Им понадобилось восемь.

Когда четыре часа спустя Кари Мундаль сняла телефонную трубку, раздраженная тем, что кто-то звонит в половине одиннадцатого в пятницу вечером, прошла всего минута, прежде чем она медленно опустилась на стул возле маленького магнолиевого куста в прихожей. Она слушала сообщение партийного секретаря и была почти не в состоянии ответить внятно на те несколько вопросов, которые он задал. Она продолжала сидеть, после того как разговор был закончен. Стул был неудобным, в коридоре было прохладно и почти темно, и все-таки она не могла встать.

Она звонила Рудольфу вчера. Она просто не могла это так оставить. После бессонной ночи со среды на четверг, когда в ее голове перебивали друг друга мысли о преимуществах и недостатках того, чтобы сделать все достоянием гласности, она приняла решение.

Фатальное, как понимала она сейчас.

Так и не решив до конца, хочет ли она начинать дело, она позвонила ему. Не поняв окончательно, выдержит ли партия, а значит, и Хёль Мундаль, еще один скандал, она рассказала Рудольфу все, что знала.

Я так разозлилась, думала она, слыша звук своего взволнованного дыхания. Была разочарована и пришла в ярость. Не могла думать ясно. Я просто хотела, чтобы он знал, что опасность не миновала. Он должен был знать, что его тайна не похоронена вместе с Вибекке. Я так разозлилась, была просто в бешенстве.

— Кто это был, любовь моя? — Хёль Мундаль вышел из гостиной. Свет, проникший сквозь двойную дверь, ее почти ослепил. Муж казался темным силуэтом с трубкой в одной руке и газетой в другой.

— Рудольф умер, — сказала она.

— Рудольф?

— Да.

Муж подошел ближе. Она по-прежнему слышала свое дыхание и пульс. Он включил свет, который резанул глаза. Она плакала.

— Что ты говоришь! — воскликнул он, сжимая ее руку.

— Рудольф покончил с собой, — прошептала она. — Я не знаю точно когда. Вчера, наверное. Они не знают. Я не знаю.

— Покончил с собой? — Хёль Мундаль почти рычал. — Ради всего святого, зачем этому идиоту было кончать с собой?

Секретарь сказал, что никакого письма не нашли. Ни в квартире, ни в компьютере. Они, конечно, продолжают искать, но пока ничего нет.

— Никто пока ничего не знает, — сказала Кари, освобождая свою руку.

Надеюсь, ты не оставил письма, Рудольф, пронеслось у нее в голове. Я надеюсь, что твоя мама никогда не узнает, чего ты боялся так, что не смог больше жить.

— Мне нужно выпить, — сказал Хёль Мундаль и сердито выругался. — И тебе тоже.

Она молча пошла за ним в гостиную.

Это был трудный вечер: с разговорами по телефону и множеством визитов. Никто не заметил, что Кари, обычно такая живая, впервые за свою долгую жизнь хранила молчание. Все говорили, гадали о причине, некоторые плакали. Люди продолжали приходить и уходить далеко за полночь. Кари Мундаль наливала чай и кофе, смешивала коктейли и делала бутерброды, но не произнесла ни слова.

Ближе к утру, когда Хёль наконец заснул, она встала и спустилась в гостиную. В ее сумке, в большом блокноте, лежала копия злополучного счета. Она подошла с ней к камину. Подожгла ее спичкой. Выпустила бумажку из рук только тогда, когда та начала жечь ей пальцы.

Двумя днями позже с помощью очередной лжи она снова получила доступ к старым финансовым отчетам. И сразу нашла то, что искала. Оригинал счета был разорван на мелкие кусочки и выброшен в туалете на третьем этаже в старомодный унитаз с подвесным бачком и фарфоровыми ручками на позолоченных цепочках.

Посмертного письма так никогда и не нашли. Какое-то время двое ходивших по Осло полицейских считали, что они знают, почему Рудольф Фьорд повесился в собственной гостиной спустя всего ничего после пышного празднования избрания его лидером одной из самых больших партий в Норвегии. Они ничего никому не сказали, и через несколько лет эпизод стерся из их памяти. Об этом забыли.

Пожилая женщина в Снарёя, к западу от Осло, была единственной, кто знал настоящую причину самоубийства.

Забыть об этом ей не удалось.

15

— Високосный год! — крикнула Кристиане. — Пиф! Паф!

— Никакого игрушечного оружия в доме, — сказала Ингер Йоханне и отобрала у нее лопатку для теста, которой девочка прицеливалась в них.

— Ты не можешь всерьез считать это игрушечным оружием, — раздраженно сказал Ингвар.

— Пиф! Паф! Что такое високосный год?

— Это год, в котором есть такой день, как сегодня, — объяснил Ингвар, присаживаясь на корточки. — Двадцать девятое февраля. Такой день бывает только каждый четвертый год. Может, он стеснительный.

— Стеснительный, — повторила Кристиане. — Високосный год. Беспорядок. Пиф! — Она заправила волосы за уши, точь-в-точь так же, как только что сделала ее мама, и серьезно спросила: — А научное объяснение какое? Я здесь для того, чтобы это понять, а не для того, чтобы мне наболтали полные уши чепухи.

Взрослые обменялись взглядами: беспокойный у Ингер Йоханне, гордый у Ингвара.

— Это потому, что... Земле нужно немного больше времени, чем триста шестьдесят пять дней, чтобы... — Он провел рукой по макушке и посмотрел на Ингер Йоханне в поисках помощи. — ...Чтобы поворачиваться вокруг своей оси?

— Это занимает сутки, Ингвар.

— Чтобы оборачиваться вокруг солнца?

Ингер Йоханне улыбнулась, выжимая тряпку.

— Чтобы сделать целый круг вокруг Солнца, — уверенно сказал он Кристиане. — Поэтому так называется год, который немного длиннее, чем обычный. Собираются все эти лишние часы, и из них время от времени получается день. Каждый четвертый год. Ну и есть еще что-то про Григория и Юлиана, но я не помню точно.

— Ты умный, — сказала Кристиане. — А Юлиан, Ингвар, это шимпанзе. Я пойду поиграю в високосный год с Леонардом. Сегодня за мной придет папа. Ты не мой папа.

— Нет, но я очень тебя люблю.

Она побежала по своим делам, Джек помчался за ней. Маленькие ноги потопали вниз по лестнице, дверь с грохотом захлопнулась. Ингвар фыркнул и поднялся.

— Мне интересно, сколько раз мы должны будем согласиться с тем постулатом, что я не ее отец, — сказал он. — И мы должны навести порядок в этих правах видеться с ребенком. Этой зимой встречи происходят непонятно как. Разве она не в пятницу должна идти к Исаку?

— Что это с тобой? — спросила Ингер Йоханне, гладя его по голове. — Это ты просто из-за истории с Рудольфом Фьордом или...

— «Просто»?— Он отдернул голову. — Это, черт побери, совсем не «просто», когда твоя работа состоит в доведении людей до самоубийства.

— Ты никого не доводил до самоубийства, Ингвар. Ты сам это прекрасно знаешь.