Читать книгу "Тупиковое звено - Полина Дельвиг"

С этими словами домработница протянула чашку. Даша почувствовала тяжелый жар в груди. Не взять чашку означало прямой афронт, принять — признать правоту сказанных слов.

— Извините, что потревожила вас, — она встала и потянулась за плащом. — Благодарю за приглашение.

— Ну вот! — Миллер всплеснул руками, — Видите, что вы, Марья Сергеевна, наделали. Обидели человека. Дарья Николаевна, прошу вас, не сердитесь, она не хотела вас обидеть.

— Я в этом не сомневаюсь, — сухо ответила Даша. — И все же разрешите откланяться.

— Прошу вас, останьтесь. — Что-то в голосе хозяина заставило Дашу остановиться. — Мне в последнее время редко удается поговорить с новым человеком.

— Хорошо. — Даша отложила плащ и выразительно посмотрела на домработницу. — Только прошу вас уяснить сразу, я сюда пришла не за родословной.

— Верю вам, голубушка, верю. — Миллер поспешил перевести разговор в иное русло. — Хоть и не совсем разделяю вашу точку зрения.

— Почему? — Даша почти успокоилась. Она придвинула к себе чашку с чаем и краем глаза принялась высматривать наименее калорийное пирожное.

— Да потому, что все меньше остается людей, сохраняющих чувство рода.

— Что вы хотите этим сказать?

— Чувство рода, своего ли, чужого, это особая культура. Вы можете принимать ее, а можете игнорировать, но это всегда идет изнутри, от глубокого понимания сущности явления и осознания его необходимости.

— Осознания его необходимости? — невольно переспросила Даша. — Но зачем мне осознавать, кем были мои предки? Достаточно просто знать…

— Э, нет! — Миллер погрозил пальцем. — По наследству передаются не только нос с горбинкой или форма бровей. Основное, что мы наследуем от своих предков — это внутренние качества индивида. Еще в те времена, когда органы надзора и контроля не были столь массово распространены, а понятие «анкета» и вовсе не существовало, возникали иные паспорта и анкеты — родословные, истории родов и, заметьте, родов разных сословий: от императорских до крестьянских. И каждый человек с самого своего рождения знал, какого он рода-племени. Человек еще не имел имени, а уже имел фамилию, которая отражала особенность рода, являлась как бы паспортом всей семьи. Знаете, как говорили? «В лицо человек сам себя не признает, а имя свое знает». Услышав фамилию человека, другие сразу же понимали, что от него ожидать можно, ведь, как известно, яблоко от яблони не далеко падает. И сие поддерживало нравственность, ибо если все твои предки были достойными, уважаемыми людьми, то и самому вроде как негоже пакостный след в миру оставлять — ведь это на твоих детей темным пятном падет. Потому и говорили: «Смерть лучше бесчестия». Люди кровью смывали позор, лишь бы не пострадала память предков и будущность потомков.

— Так сбежать можно было куда-нибудь и там начать новую, честную жизнь…

— Иван, не помнящий родства? Нет, голубушка, подозрителен такой человек был, темная лошадка, поди знай, чего от него ожидать можно! Тогда люди прекрасно понимали, откуда такие Иваны берутся. Понимание сущности и предназначение летописи рода не давало обществу деградировать. Вот отменили родословные в Октябре, и сами видите, чем дело кончилось.

— Ну не знаю… — Даша покачала головой, — Мне все же это анахронизмом каким-то представляется. Монархия… В наше-то время!

Миллер добродушно рассмеялся:

— Я же с этого и начал: каждый человек определяет для себя, что ему притягательнее. Вы не придаете этому значения — прекрасно, вы свободны в своих поступках, и это то, что никогда не коснется вас. Ведь вы же не прыгаете с парашютом. Но ваше безразличие к генеалогии означает, что вам и не надо входить в этот мир — он корысти не любит. Не прощает.

— Что значит — не прощает? — Даша почувствовала себя неуютно. Ей сразу же припомнились последние события.

Но генеалог, видимо, имел в виду иное.

— Очень легко, голубушка, превратиться в посмешище. В молодости тщеславие еще простительно, но вот к старости эта страстишка способна и почтенного человека превратить в дурака. Еще Руссо справедливо заметил, что если тщеславие и сделало кого-то счастливым, значит, этот кто-то был дурак.

Даша рассмеялась:

— Неплохо.

— Вот именно… Так как же звали вашего деда? Придвинув сахарницу, Даша уцепила шипами кусочек сахара.

— Оказывается, моим дедом был барон Вельбах…

— Что?! — Чашка выскользнула из рук хозяина, жалобно звякнула и разбилась о край стола. — Что вы сказали?

— А? — Даша замерла со щипцами в руке.

— Повторите, что вы сейчас сказали! — Старый генеалог подался вперед, казалось, еще чуть-чуть, и встанет со своего кресла.

Спокойной оставалась только монументальная домработница. Пронзив перепутанную Дашу тяжелым взглядом, она принесла с кухни ведро и веник и принялась убирать осколки.

Даша сглотнула:

— Я говорю, мой дедушка…

— Это я уже слышал! — Миллер салфеткой попытался оттереть брюки. — Повторите его имя.

— Вельбах?

— Вот именно. — Генеалог потряс салфеткой в воздухе. — Вельбах! Нет, это невозможно, совершенно невозможно!

— Но… почему? — Даша растерялась еще больше.

— Да потому, что последний русский барон Вельбах скончался в Париже в тысяча девятьсот тридцать третьем году, оставив сиротой младшую дочь. А единственный сын его — Николай — погиб от полученных ран в одна тысяча девятьсот шестнадцатом году. Во время Первой мировой войны.

Осведомленность Миллера вызвала у Даши немалое удивление.

— Я знаю… — Она наконец спустила щипцы, — То есть я хотела сказать, что знаю о том, что вы можете об этом знать. Но у меня есть абсолютно точные сведения, что Николай Вельбах остался в живых и переехал на Дальний Восток…

— Исключено.

— Но… почему?!

— Потому что существуют свидетельства очевидцев. Барон Андрей Николаевич фон Вельбах был смертельно ранен в бою и захоронен в общей могиле под…

— Простите, что перебиваю, — Даша приложила ладонь к груди, — неужели вы помните биографии всех остзейцев?

Полумрак комнаты не позволял рассмотреть лицо старого генеалога, но все же ей показалось, что Миллер на секунду смешался. Достав чистый платок, он протер уголок глаза.

— Нет… Разумеется, не всех. Однако, что касаемо членов угасших родов, тут я, можно сказать, собаку съел… — Он засмеялся. — Ну а если серьезно, этой темой я занимаюсь всю свою жизнь. И как специалист заявляю вам: совершенно невозможно, чтобы Николай фон Вельбах выжил. Кто-то решил подшутить над вами.

Даша грустно усмехнулась. С одной стороны, конечно, приятно оказаться более осведомленной, чем специалист, однако это означало, что ничего нового Миллер сообщить ей не сможет.