Читать книгу "Полет бабочек - Рейчел Кинг"

Он сплюнул на землю прямо перед ним. По лицу Джорджа было видно — он знает, что Томас никому ничего не расскажет. Кишка тонка.

Он оставил Джорджа стоять в темноте и направился к лагерю. В груди нарастали рыдания, не давая дышать. А затем на глаза выступили слезы и смешались с каплями вечернего дождя.

Томас был еще ребенком, хотя в то время он чувствовал себя почти мужчиной. С тех пор, стоило ему лишь услышать где-нибудь топот множества ботинок по деревянным полам, как в памяти всплывали мальчишеские голоса, эхом катившиеся по коридору — вечно холодному, пахнувшему пчелиным воском. Позднее, в университете, этот звук опять сопровождал его, правда, голоса у тех, кто шагал рядом с ним, были уже не детскими: все вокруг разговаривали чуть ли не басом и более сдержанно, а значит — тише. И осторожнее.

Именно учитель латыни, мистер Лафферти, показал ему, как варят патоку из сахара. В первый вечер, получив разрешение у директора школы для четверых мальчиков лечь попозже, он выбрал для этого только своих любимых учеников. И Томаса. Томас был не особенно силен в латыни и не сидел на первой парте вместе с остальными тремя, но учитель, увидев рисунки, которыми были украшены все его тетрадки, понял, что Томас увлекается бабочками, и тоже пригласил его к себе.

Как только они вошли в квартиру учителя, где сладко пахло чем-то вроде ирисок, все мальчики: Маркус, с вечно ободранными коленками в болячках; зубрила Генри, говоривший на латыни так, словно с языка его стекал нектар; и Дэвид, такой стеснительный, что Томас ни разу не слышал, чтобы он сказал кому-нибудь хоть слово вне стен класса, — остановились, сбившись, как телята, в кучку, страшно гордые тем, что им разрешили попасть в эти священные стены. В святая святых.

«Входите, мальчики, — сказал учитель. — Сначала попейте».

На кофейном столике уже стояли четыре стакана с напитком, и мальчики набросились на лимонад — они пили, тараща глаза по сторонам, с любопытством осматривая окружающую обстановку.

«А теперь — волшебное зелье».

Учитель повел их в узкую нишу с небольшой керосинкой, где им пришлось встать в затылок друг к другу, Томас оказался последним — учитель что-то делал и комментировал «для тех, кто сзади».

Огонь зажегся, пламя вспыхнуло, звякнул ковш.

«Для начала берем патоку».

Томас встал на цыпочки и, мотая головой, старался разглядеть, как патока льется в ковш — она шипела, касаясь нагретого дна. Маркус, стоявший перед ним, делал то же самое. На шее мальчика сзади сиял огромный прыщ, который все время маячил в поле зрения Томаса, — багровый, воспаленный, с крошечным белым глазком посередине, он словно таращился на него.

«Желтый барбадосский сахар. Все прямиком с Ямайки. А теперь размешаем».

Генри, стоявшему впереди, дали деревянную ложку, и все с завистью сгрудились за его спиной.

«Вот так, — сказал учитель, — Продолжай помешивать, пока все крупинки сахара не растают Я убавлю немного огонь, чтобы не кипело, не хочу, чтобы вас обрызгало горячим сахаром».

Он встретился глазами с Томасом и подмигнул ему. У мистера Лафферти было приятное лицо с широким мягким носом и большими глазами, имевшими обыкновение увлажняться, когда он читал какую-нибудь особую поэтическую строку на латыни. Сперва это лицо показалось Томасу на удивление знакомым, и только потом он понял, что мистер Лафферти чем-то напоминает его кокер-спаниеля Голди. Даже волосы у него были такими же волнистыми и золотисто-рыжими, как у Голди.

Запах патоки в квартире усилился, и Томас, закрыв глаза, вдохнул его так, что на задней стенке глотки стало сладко. Он высунул язык, совсем чуть-чуть, чтобы проверить, чувствуется ли этот вкус в воздухе.

«Вот так, Генри, давай сюда. Теперь мы перельем все… — учитель замолчал, пока заканчивал действие, — в жестяную банку и быстро… — ковш со стуком упал в раковину, — добавляем две капли старого ямайского рома. Прекрасно. Еще немножко перемешай, Генри. Теперь хорошо».

Запахло ромом — это перебило сладкий запах, и на мгновение Томасу вспомнился кабинет отца вечером. Хоть пахло сейчас не совсем как тогда, но обжигающее ощущение в ноздрях было точно таким же.

«Ну вот, готово. Кругом, молодые люди!»

Мальчики, улыбаясь, развернулись — один Томас стоял не двигаясь и смотрел на них троих.

«Ну давай, Эдгар», — сказал Маркус, которому Томас явно не нравился. Изо рта мальчика дохнуло чем-то кислым, и Томас быстро повернулся и вышел из ниши.

Стоял теплый весенний вечер, ни ветерка — когда они шли, не останавливаясь, мимо игровых полей прямо к лесу у подножия холма. Они помахивали фонарями, пока еще незажженными, и у каждого было по сачку и стеклянной морилке. Томас знал, что он был единственным из всех мальчиков, кто умеет ловить бабочек, остальные же — просто любители латыни, желающие угодить своему учителю, а потому он шел, высоко задрав нос, преисполненный чувства превосходства.

Еще не совсем стемнело, и деревья отсвечивали розовато-лиловым на фоне темно-синего неба. При появлении людей кролики разбегались в разные стороны, летучая мышь с писком пролетела рядом, хлопая крыльями.

Мистер Лафферти остановился у лиственницы.

«Мы на месте, — произнес он. — А теперь тихо, все молчат».

Мальчики и не думали шуметь, но прижали кулаки к губам — для верности.

Учитель окунул кисточку в сладкую смесь и помазал ею большой участок на стволе лиственницы. Перешел к следующему дереву и сделал то же самое, потом к следующему.

«Вот как надо», — сказал он.

«А что нам теперь делать?» — шепотом спросил Генри.

«Ждать», — сказал Томас, на что мистер Лафферти кивнул и, улыбнувшись, взъерошил ему волосы.

«Я знал, что мы не зря тебя взяли», — отметил он, а остальные мальчики посмотрели на Томаса так, словно готовы были его убить. Но Томас оставался невозмутим.

Сумерки, сгустившись, превратились в ночь. Где-то рядом ухнула сова, а затем резко устремилась вниз и забила крыльями, поймав мышь. Верхушки лиственниц поглотило темное небо, и их уже трудно было разглядеть.

«Вот что следует делать, — объявил мистер Лафферти. — Приготовьте свои фонари».

Он зажег их один за другим, и все подошли к первому дереву.

При свете ламп липкая смесь блестела. В ловушку на стволе попало множество насекомых: мокрицы, сороконожки, жучки и огромные слизняки, которые, если приглядеться, были покрыты сотнями крошечных клещей, снующих туда-сюда по широким бокам своих хозяев.

Среди мальчиков поднялся недовольный ропот, выражающий отвращение, однако Томас, напротив, приблизил к насекомым лицо, насколько это было возможно. Посредине всего этого хаоса сидел крупный мотылек «мертвая голова». Череп на его грудной клетке пялился на него, разинув рот, и сердце у Томаса екнуло.

Всю весну они каждую неделю выходили на природу, и так продолжалось до самого лета. Остальные ребята осмелели и стали, почти как Томас, получать удовольствие от ловли бабочек и мотыльков. Мистер Лафферти показывал им, как какие-нибудь крупные — и грубые существа могут иметь нежную радужную окраску — например, бражники, с их мерцанием розового и зеленого цветов, при том что задние крылья у них неожиданно красного цвета.