Читать книгу "Коллекционер сердец - Джойс Кэрол Оутс"

И вдруг ее обдало волной стыда. Она, которая так гордилась своим безупречным вкусом, особенно в том, что касалось мужчин, она, которая даже в самые трудные годы замужества никогда не опускалась до неразборчивых связей, назначает свидание в таком сомнительном месте, позволяет этим мужланам глазеть на нее! Боже, как это гадко, как унизительно!

«Но может, то наказание свыше, которое я заслужила?»

Прошло несколько минут, она пыталась рассмотреть свое отражение в зеркале, но оно было замутненным, неясным и расплывчатым, будто погружено в воду или светящиеся волны жара. Джентльмен в полосатом пиджаке и мокасинах с кисточками отделился от остальных и направился к ней. Когда глаза их встретились, нервно отступил на шаг и улыбнулся:

– Джинни, это ты?

Она изумленно смотрела на него, изо всех сил пытаясь скрыть удивление и разочарование. Потом тоже улыбнулась – робко и неуверенно:

– Дуглас, это ты?

Они пожали друг другу руки. Если бы не жара и завистливые взгляды любопытных, они бы, наверное, обнялись. Она смахнула слезы с глаз и увидела, что ее возлюбленный тоже вытирает слезы.

На пятом этаже гостиницы они, держась за руки и перешептываясь, долго брели по коридору в поисках своей комнаты. «Парадизо» принадлежал к числу тех старомодных отелей, где коридоры беспорядочно разбегаются в разные стороны и номера на дверях то уменьшаются, то возрастают. Навстречу попалось несколько горничных, они толкали тележки с грязным бельем, мокрыми полотенцами, аэрозольными баллонами с дезинфектантами и освежителями воздуха, а также маленькими пакетиками мыла и прочими туалетными принадлежностями. Женщины поглядывали на них и, как ей показалось, презрительно и понимающе улыбались. Пуэрториканки, девушки с Ямайки, кубинки, гаитянки?… Самая молоденькая, весьма привлекательная полногрудая брюнетка, принадлежавшая к разряду латиноамериканских женщин, что открыто смеются над своими любовниками и в то же время жалеют их, проводила их к номеру в дальнем конце коридора. В потоке испанских слов они разобрали лишь: «Сеньор, сеньора! Сюда, пожалуйста!» Оказалось, что и она тоже направлялась в 555-й, где должна была делать уборку.

Присутствие горничной в номере смущало любовников, но ничего не поделаешь. К их досаде, она как назло начала с ванной комнаты.

Вирджиния и Дуглас держались за руки и перешептывались.

– Можно ли? Здесь?

– Но мы должны.

Однако как неромантична эта комната, их временное прибежище! Жалкая обстановка: двуспальная кровать с провалившимся матрацем, покрытая грязным, прожженным сигаретами желтым шелковым покрывалом; бюро, подделка под красное дерево, на нем пыльное зеркало; приземистый старомодный телевизор, который горничная, войдя в номер, автоматически включила – показывали дневное шоу. Шторы отсутствовали, а единственное окно смотрело в обесцвеченное жарой пустое и дымное небо. Потолок несоразмерно высокий, словно нарочно устроен так, чтобы освещение казалось рассеянным. В комнате стоял смешанный запах застарелого сигаретного дыма, потных тел, инсектицида и освежителя воздуха. Джинни захотелось крикнуть: «Но это несправедливо, просто жестоко после всех этих лет!»

И она жадно всматривалась в лицо возлюбленного, а он разглядывал ее.

Нет, конечно, сейчас она его узнала: в нем все еще проглядывали черты прежнего молодого красивого Дугласа. Только теперь его лицо морщинистое и красное, немного отечное, а под глазами мешки. Волосы поседели, превратились из белокурых в серебристые, сильно поредели и перестали виться. Вот только глаза прежние, серо-голубые, с тонкими морщинками в уголках. Его глаза.

– Джинни, дорогая, ты ведь меня любила? Правда? Все эти годы…

– Конечно, Дуглас. Да.

Голос Вирджинии дрогнул – горничная громко постучала в полуоткрытую дверь и крикнула что-то по-испански.

– Кажется, она хочет, чтобы мы поспешили.

– О Господи! Да, конечно.

Они обнимались и целовались, несколько неуверенно и поспешно, губы так и горели. Вирджиния слегка поморщилась – на верхней губе появился крохотный волдырь, как при лихорадке.

Дуглас смущенно смотрел на нее.

– Прости, Джинни.

– Это не твоя вина.

Виноваты жара и безжалостное ослепительное солнце, от которого негде укрыться.

Однако надо было продолжить начатое, и любовники, стыдливо отвернувшись друг от друга, начали раздеваться в надежде, что горничная не посмеет им больше мешать. Шоу закончилось громом аплодисментов, за ним последовали яркие рекламные мультики.

Как же долго они раздевались, совсем не так, как в молодости! Заведя руки за спину, Вирджиния возилась с молнией тесно облегающего платья. Она уже лет десять не носила таких открытых и неудобных платьев, что же заставило ее надеть его сегодня? Корсаж на косточках так и впивался в нежную плоть. «Черт!…» Еще слава Богу, что в эту жару она не надела комбинации, лишь алые шелковые трусики, тоже слишком тесные. Она с облегчением сбросила их вместе с босоножками на высоких каблуках. Волосы, которые она недавно подстригала, были роскошно длинными, тяжелой плотной волной падали на плечи, и у шеи стали липкими от пота. И надо же, она не захватила дезодоранта! И косметички – тоже! Подумать страшно, что сделала эта чудовищная жара с ее тщательно нанесенным макияжем! А ведь свет в комнате такой яркий и безжалостный.

К счастью, зеркало, стоявшее на бюро, было слишком замутненным, чтобы рассмотреть себя во всех неумолимых подробностях, в нем мелькали лишь расплывчатые неопределенные тени, напоминавшие тела моллюсков, выбравшихся из раковин.

Она услышала, как ее возлюбленный тихо пробормотал (или прорыдал?):

– Скорее, скорее!

И вот наконец оба они застенчиво обернулись, взглянуть друг на друга. И Вирджиния тихо ахнула, увидев, что ее любовник, с тех пор как они виделись в последний раз, набрал, наверное, фунтов тридцать, не меньше; вокруг талии у него образовались валики дряблой плоти и отчетливо вырисовывается животик. И это он, мужчина, который всегда так гордился своей стройностью! «Нет, этого просто не может быть!» В кругу друзей Дуглас всегда считался отменным теннисистом, самым заядлым яхтсменом; им все любовались, его спортивной форме все завидовали. (Зато муж Вирджинии, на много лет старше, был среди них самым богатым.) Но она сделала над собой усилие и ободряюще улыбнулась, как и подобает истинной женщине; нельзя допускать, чтобы на ее лице читалось отвращение. Волосы на груди и в паху у Дугласа тоже поседели и серебрились, напоминая новогоднюю мишуру, а ноги и бедра, некогда такие крепкие, мускулистые, казались дряблыми и тонкими. И еще она подумала, что части его тела как-то странно разобщены.

И пенис пока не был в эрекции, что тоже было совсем несвойственно Дугласу.

Дуглас, в свою очередь, смотрел на нее – с изумлением? предвкушением? страхом? желанием?… – Она никак не могла понять. Стеснительная, словно девушка, Вирджиния сделала слабую попытку прикрыть груди, сохранившие приятную полноту и упругость, и живот с крошечным шрамом, слегка загнутым вверх и напоминавшим вопросительный знак.