Читать книгу "Несчастный случай - Лиза Гарднер"

— Наверное, все дело в моих старых привычках. Я проснулся, увидел тебя, мне это понравилось и… Пойми, сейчас от меня лучше держаться подальше. Близкие мне люди начинают слишком быстро умирать.

— Куинси, любовники извиняются, психологи анализируют. Ты что делаешь? Он пожал плечами.

— Черт, как хорошо у тебя получается.

— Не тяни. Карл Миц может позвонить в любую секунду, и тогда времени на разговоры уже не будет. Так что извиняйся покороче.

— Извини, — послушно сказал Куинси. Рейни дернула плечами.

— За?..

— За то, что выбрался из постели ночью, как вор. За то, что не разбудил тебя. За то, что сделал вид, будто ничего не случилось, хотя ты сделала огромный шаг, проведя со мной ночь, и я ценю это…

— Ладно. — Она подняла руку. — Хватит. Остановись, пока не поздно.

— Рейни, мне понравилось просыпаться рядом с тобой. Ее руки наконец улеглись на животе. Рейни посмотрела на него исподлобья.

— Я… Мне тоже вроде как понравилось.

— Я не храпел?

Он ничего не мог с собой поделать и шагнул к Рейни.

Она не отступила.

— Ты не храпел.

— Не ворочался? Не метался? Не тянул на себя одеяло? Куинси сделал еще шаг. Рейни не двинулась с места.

— Для федерала ты не так уж плох.

Их разделяло несколько дюймов. Его нервные окончания стали оживать. Он почувствовал слабый запах мыла, яблоневый аромат шампуня. Видел каждую черточку ее лица, прямой взгляд, решительно сжатые губы, вызывающе приподнятый подбородок. Не время, напомнил он себе. Карл Миц может вот-вот позвонить. Мир вот-вот придет к своему концу.

Куинси ужасно хотелось дотронуться до нее. Рейни бросала ему вызов. Она влекла его. А главное, она заставляла его мечтать о белом горячем песке. Его, человека, слишком долго просидевшего в раковине, методично анализировавшего человечество и приносившего в жертву самого себя.

— Я не хочу сделать тебе больно, — прошептал Куинси.

— Всякое случается. В том числе и плохое. Это объяснил мне один уважаемый человек. Не в наших силах остановить все плохое, что происходит вокруг. Надо хотя бы попытаться получить удовольствие от хорошего.

— Если я потеряю тебя…

— Будешь жить без меня. А я без тебя. Мы же практичные люди, Куинси. Кроме того, мы сильные и у нас все получится. А теперь хватит трепаться. Хватит думать, анализировать. Черт возьми, поцелуй же меня!

Что еще ему оставалось?

Первое прикосновение было легким. Он знал, что она нервничает, хотя и прикрывается смелыми словами. Положив руку на талию, Куинси почувствовал, как напряжена ее спина. Неуверенность проглядывала и в том, как Рейни наклонила голову, и в том, как подставила губы для поцелуя. Она ожидала, что он сразу приступит к делу, и сжалась, готовясь к атаке. Но Куинси не интересовали ни стоики, ни мученики. Он знал ее историю. Секс для Рейни всегда был болью и наказанием. Возможно, ей было бы легче, но он не собирался спешить.

Он коснулся губами уголка ее рта. Поднял левую руку и отвел назад волосы Рейни. Она зажмурилась. Он дотронулся до ее пушистых ресниц.

— Щекотно, — пробормотала Рейни. Куинси улыбнулся.

— Открой глаза. Посмотри на меня. Доверься мне. Я не сделаю ничего плохого.

Рейни открыла глаза. В их прозрачной серой глубине светились огоньки. Никогда раньше он не видел таких, цвета мглистого полуночного неба. Не отрывая взгляда, он наклонился и поцеловал ее в левую щеку.

— Я уже говорил, что мне нравится твой профиль? Такая упрямая линия подбородка, такие выразительные скулы…

— Я похожа на картину Пикассо.

— Рейни, ты самая красивая женщина из всех, кого я знаю.

Он нашел ее губы. Напряжение уходило. Рейни обняла его за шею. Подалась навстречу.

У нее были полные губы, Куинси оценил их еще при первой встрече. Какая странная дихотомия — строгое, твердое лицо и невозможно грешный рот. О таких губах мужчины могут только мечтать. Ради таких губ расстаются с деньгами, пишут сонеты и продают души дьяволу. Прожив тридцать два года, Рейни так и не осознала, насколько сексуальна. И сейчас доверила такое богатство ему.

Рейни переступила с ноги на ногу. Рука Куинси, лежавшая на ее талии, ощутила слабый ритм зарождающегося в ней движения. Он воспринял это как сигнал двинуться ниже и приник губами к нежной коже шеи. Ее дыхание участилось. Пульс бился прямо под его языком.

— Расскажи мне что-нибудь, — прошептал Куинси, опускаясь к расстегнутому вороту рубашки и вдыхая аромат ее кожи.

— Не могу. Я… не могу… говорить.

— Мне не надо, чтобы ты что-то вспоминала. — Он взял ее руку и положил ладонь себе на грудь, чтобы она чувствовала биение его сердца. — Говори о чем хочешь. Говори. А я помолчу.

Он снова потянулся к ее шее.

— М-м, когда я была маленькой… м-м-м… то собиралась стать… гимнасткой. Выступать на Олимпиаде. М-м-м-м…

— У тебя спортивная фигура.

Куинси провел ладонью по ее спине, чувствуя под рукой все еще напряженные мышцы. Как и он, Рейни занималась бегом. Перед глазами возникла картина — они на постели, обнаженные, ее ноги… Пришлось сделать глубокий вдох.

Спокойно. Без спешки.

— Брала уроки?

Он уже расстегивал верхнюю пуговицу ее рубашки.

— Уроки?

— Да, уроки гимнастики.

— М-м-м… Нет…

— Любила смотреть соревнования? Он просунул ногу между ее ног и прикоснулся к обнажившейся ключице.

— Я смотрела… Олимпийские игры…

— Да, там есть что посмотреть.

Он справился с последней пуговицей, полы разошлись, и Рейни поежилась от прохладного ветерка, но не запротестовала.

— Мне больше нравится Надя Комэнечи, — сказал он, проникая под рубашку.

Кожа у Рейни была теплая и гладкая, живот плоский, подтянутый.

— Что?

— Она моя любимая гимнастка.

— А… О…

Куинси не стал снимать рубашку, а сосредоточился на губах, которые уже охотнее откликались на его поцелуи. Наступление началось. Губы, щеки, подбородок, мочка уха… Рейни повернула голову, подставляя губы, ее бедра уже уловили ритм желания и двигались все быстрее и быстрее.

Куинси расстегнул застежку у нее на спине, и бюстгальтер соскользнул вниз.

— Я думала, ты сделаешь это одной рукой, — прошептала Рейни. — Практики не хватает. Напомни мне в следующий раз, я я покажу, как это делается.

— Куинси, — шепнула она, — а не перейти ли нам на кровать?