Читать книгу "Алекс - Пьер Леметр"

Мадемуазель Тубиана было шестьдесят шесть лет. Однако она хорошо выглядела и уверенно держалась. Она настаивала на обращении «мадемуазель». С Камилем она встретилась пару дней назад. Она вышла из муниципального бассейна, и они побеседовали в кафе, расположенном прямо напротив, ее волосы, в которых заметно немало серебряных нитей, еще не высохли. Она из тех женщин, которым нравится стареть, потому что тем заметнее их моложавость. Со временем трудно становится вспомнить бывших учеников. Она рассмеялась. Когда встречаешься с их родителями и они говорят о своих детях, приходится делать вид, что тебя это интересует. На самом деле она не то чтобы вообще их не помнила — скорее ей просто было на них наплевать. Но Алекс она помнила лучше, чем многих других, и по фотографии сразу ее узнала, эту худышку. Очень привязчивая девочка, всегда терлась у моего кабинета, заходила каждую перемену, да, мы с ней хорошо ладили. Правда, говорила она мало. Хотя у нее были подружки, с ними она тоже общалась, они много смеялись, но что в ней больше всего поражало — она могла буквально в один момент, сразу, сделаться очень серьезной, «как папа римский», а уже в следующую минуту снова вести себя как ни в чем не бывало. Как будто она на короткое время проваливалась в какое-то другое измерение, выпадала из окружающей реальности, так странно. Когда сбивалась, начинала немного заикаться. Как будто слова застревали у нее в горле, добавила мадемуазель Тубиана.

— Я даже не сразу это заметила. Редкое явление. Обычно у меня на такое глаз наметанный, — добавила она.

— Вероятно, это началось в какой-то момент школьного года.

Мадмуазель была того же мнения, она кивнула. Камиль сказал, что она простудится, сидя с мокрыми волосами. Она ответила, что и без того простужается каждую осень, — «но все дело в очередной эпидемии гриппа, оставшуюся часть года я абсолютно здорова».

— А как вы думаете, что именно могло произойти в том году?

Она не знала, она слегка пожала плечами, для нее это загадка. Она понятия не имела и даже не могла предположить, почему эта девочка, раньше так привязанная к ней, теперь отдалилась.

— Вы говорили ее матери о том, что она заикается? Советовали обратиться к логопеду?

— Я думала, это со временем пройдет.

Камиль пристально посмотрел на эту стареющую женщину. У нее есть характер. Она явно не из тех, кто не нашел бы никакого ответа на вопрос о том, что могло случиться. Он чувствовал какую-то фальшь, но не понимал, в чем она заключалась. Да-да, у нее был старший брат, Тома. Он часто приходил забирать ее из школы. Она всегда говорила их матери, мадам Вассер: «Тома так заботится об Алекс, это видно!» Красивый мальчик, рослый. Да, она его хорошо помнит. Мадемуазель улыбнулась, Камиль не ответил на улыбку. Тома учился в техническом лицее.

— Алекс нравилось, что он приходит за ней?

— Нет, не слишком, но вы понимаете, маленьким девочкам всегда хочется быть самостоятельными, показать, что они уж взрослые. Им хочется идти домой одним или с подругами. А ее брат был действительно взрослым, так что…

— Брат Алекс регулярно насиловал ее в те времена, когда она училась в вашем классе.

Камиль произнес это без всяких предуведомлений, но нельзя сказать, что на его собеседницу его слова произвели эффект разорвавшейся бомбы.

Мадемуазель отвела глаза, посмотрела на барную стойку, на террасу, на улицу, как будто ждала кого то, кто все никак не приходил.

— Алекс пыталась с вами поговорить?

Мадемуазель небрежно взмахнула рукой, словно отметая вопрос в сторону:

— Ну, что-то такое она, наверное, говорила… но вы знаете, если слушать все, о чем болтают дети… И потом, это их семейное дело, меня оно не касалось.

— Итак, Трарье, Гаттеньо, Прадери… — Арман выглядел удовлетворенным.

— Хорошо… — Он поворошил бумаги. — Ах да, еще Стефан Масиак. Его вы, конечно, тоже не знаете…

Тома промолчал. Кажется, он ждал, как обернется дело.

— Владелец кафе в Реймсе, — добавил Арман.

— Никогда не бывал в Реймсе.

— До того у него было кафе в Эпине-сюр-Орж. Согласно базам данных вашей фирмы, вы дважды заезжали к месье Масиаку, в восемьдесят седьмом и в девяностом годах, он арендовал два ваших игровых автомата.

— Возможно.

— Абсолютно точно, месье Вассер, абсолютно точно.

Тома Вассер сменил тактику. Он взглянул на часы, сделал вид, что прикидывает что-то в уме, потом откинулся на спинку стула и сложил руки на животе, как человек, готовый ждать долго и терпеливо, сколько потребуется.

— Если бы вы сказали, куда вы клоните, я, вероятно, сумел бы вам чем-то помочь.

1989 год. На фотографии был изображен дом в Нормандии, между Этрета и Сен-Валери, кирпичный на каменном фундаменте, с черепичной крышей. Перед ним расстилалась очаровательная зеленая лужайка с качелями, вокруг — фруктовые деревья. Дом и все остальное принадлежали семье Леруа. Отец семейства некогда сказал: «Леруа пишется в одно слово!»[12]— как будто у кого-то могли возникнуть сомнения. У него были выспренние пристрастия. Разбогатев на торговле хозяйственным инвентарем, он приобрел дом с участком у семьи, разделившейся из-за спорного наследства, и с тех пор полагал себя владельцем дворянского поместья. Он устраивал барбекю, рассылая подчиненным приглашения, больше похожие на приказы. Он имел виды на пост в мэрии, считая политику чем-то вроде визитной карточки.

Его дочь звали Ренеттой. О да, ужасно дурацкое имя. Но глава семейства уже доказал, что способен на все.

Ренетта отзывалась о своем отце без особой почтительности. Она сама сообщила Камилю все вышеприведенные сведения, хотя он ни о чем не спрашивал.

На детской фотографии она снялась вместе с Алекс — обе девочки смеялись, обнявшись. Снимок сделал отец Ренетты в солнечный выходной день. Было жарко. За ними виднелась вращающаяся поливальная установка, орошавшая сад потоками сверкающих радужными брызгами струй. Раскадровка самая идиотская. Фотография явно не то занятие, в котором мог бы преуспеть папаша Леруа. Вот торговля — другое дело…

Камиль встретился с подругой детства Алекс недалеко от авеню Монтень, в офисе «Рен Леруа продакшн». Сейчас она предпочитала называть себя Рен, а не Ренеттой,[13]не отдавая себе отчета, что таким образом еще больше сближает себя с отцом. Она была продюсером телесериалов. После смерти отца она продала дом в Нормандии и основала продюсерскую компанию. Она приняла Камиля в большом конференц-зале, предназначенном для деловых заседаний, где то и дело появлялись молодые сотрудники с озабоченными лицами, явно сознающие всю важность своей работы.

Оценив глубину мягких кресел, Камиль остался стоять. Он всего лишь протянул собеседнице фото. На обороте Алекс написала: «Моей обожаемой Ренетте, королеве моей души». Старательный детский почерк с нажимами и завитушками, фиолетовые школьные чернила… Камиль нашел дешевую перьевую ручку среди вещей Алекс, раскрутил ее — раньше там были те самые фиолетовые чернила, но они давно высохли. Впрочем, нельзя с уверенностью сказать, то ли это та самая ручка, то ли просто дань прошлой моде — подобных сувениров у Алекс сохранилось немало…