Читать книгу "Бой бес правил - Антон Мякшин"

Черный Барон взмахнул платком и…

ГЛАВА 2

Дзин-нь!

Да-да, вот именно — словно серебряным молоточком по хрустальному блюдечку. Звук этот я пропустил мимо ушей — сколько можно!

— Тише, Василий Иваныч! — А?

— Тише, говорю! Не шевелись! Не дергай ногами!

Василий Иваныч! Значит, я уже тут… Вернее, уже там. Вокруг — сено, сено и еще раз сено. Пряно пахнет летом, пылью. Чувствуется, что где-то сверху жарит полуденное солнце. В стогу мы лежим, зарывшись, вместе с…

— Анка? Привет, давно не виделись…

— Окстись, полоумный, с утра тут валяемся!

Не успел я еще смутиться, ощутив недвусмысленно-интимную ситуацию, как вдруг почувствовал, что рядом притаился кто-то третий. Огоньков! То есть Огоньков-Фурманов!

— Нет, ты на самом деле извращенец, — возмутился я. — Ну-ка найди себе свободный стог, там и валяйся. Не видишь, этот уже занят! Анка, не понимаю, почему ты молчишь?!

— О боже!.. — простонала Анка.

— Видите ли, Василий Иванович, — поправив пенсне, проговорил товарищ комиссар, — если вы вдруг задремали на минутку и вам приснилась пасторальная картинка: небо, солнце и парочка в стогу, — то вы лучше проснитесь, потому что расслабляться нам нельзя!

— Сам-то понял, что сказал? Так, товарищи, догадываюсь: в стог мы залезли не в поисках любовной романтики. А зачем?

— Опять… — охнула Анка.

Огоньков мрачно промолчал. А я вдруг разозлился. Все эти дурацкие перемещения! Оказываюсь то на станции Гром, то в психиатрической лечебнице, то в Бранденбурге, а то вот в стогу сена. И каждый раз надо объяснять то тому, то другому, что у меня сдвиг не по фазе, а по лестнице миров или по реке времени. Ну ладно, моя команда — Анна, Карась и комиссар — они худо-бедно в курсе, но эти-то! Как-то недосуг было просвещать не повинных ни в чем желтогвардейцев относительно задумок Черного Барона, про которого они и слыхом не слыхивали. Да и сейчас не буду. Вообще, надоело! Вот теперь опять придется с ходу врубаться в ситуацию, выяснять, каким образом снова отличился здешний Василий Иванович Чапаев. Опять начнутся оханья, жалобы вроде: «Что с тобой, несчастный ты наш!», подозрения в сумасшествии и тому подобное. Отставить! Буду прояснять обстановку строго и по-деловому. В конце концов, я их начальником являюсь!

— Так, — нахмурился я. — Начнем по порядку. Где Петька?

— Там же, где и вчера был, — буркнул Огоньков. И добавил: — Зря вас все-таки, Василий Иваныч, из психиатрической клиники вытащили. Вам там самое место!

— Молчать! Как ты разговариваешь со своим комдивом?!

Анка с Огоньковым переглянулись.

— Э-э… — начала Анка, — Василий Иваныч… Ты брось арапа-то заправлять. Какой же ты комдив?

— Что?!

— Поперли тебя с этой должности. Незадолго перед тем, как вы с Петькой из психушки вернулись.

Ничего себе!

— А кого же, позвольте осведомиться, на мое место назначили?

— Как — кого? Чапаева Василия Ивановича.

Я приложил ладонь ко лбу. Вроде температура нормальная. Проверил уши. Все в порядке — ничем не забиты. Может, просто ослышался?

— Кого? — повторил я вопрос.

— Чапаева Вэ И! — отчеканил Огоньков-Фурманов. — Василий Иваныч, мы устали уже от ваших бесконечных припадков и провалов. Лежите себе тихо.

Говорил я, Анка, не надо было его с собой брать. Испортит нам все дело.

— Какое дело? — тут же уцепился я.

— Никакое! — огрызнулась Анна. — Лежи знай! «Лежи»! Улежишь тут с такими новостями. А чего они дерзят-то мне? Да и потом… Кого назначили на место Чапаева Василия Ивановича? Чапаева Василия Ивановича? А я кто в таком случае? Я ведь и есть комдив Василий Иванович Чапаев — меня только что Анка и Огоньков так именовали. То есть я, конечно, не Чапаев, я Адольф. И не комдив, а бес… Тьфу, я же и бес-комдив… Тьфу, совсем запутался.

Анка напряженно грызла соломинку. Огоньков сосредоточенно откапывал себе в стогу отверстие наружу, — наверное, для наблюдения за окрестностями. Я внезапно обратил внимание на свой внешний вид. Где, спрашивается, щегольское одеяние комдива? На мне драные подштанники и грязная рубаха…

— Ребята! — уже не строго, а очень даже жалобно позвал я. — Смилуйтесь! Скажите толком, кто теперь у вас комдив?

— Скажи ему! — фыркнула Анна.

— Чапаев Василий Иванович, — механически пробормотал Огоньков, сквозь пенсне всматриваясь в прокопанную норку.

— А я тогда кто?!

— Не орите, пожалуйста. Вы тоже Чапаев, но… похуже.

— Дане похуже, — пробасила Анка. — А совсем плохой Чапай. Никудышный — вот какой! Оторви и выбрось. Ты сам, между прочим, просил себя отстранить от должности.

— Да-а?

— Хрен на! — разозлилась пулеметчица.-Опять, что ли, забыл все?! Что с тобой случилось на станции Гром? Сглазили тебя, что ли? Был комдив — всем комдивам комдив! А однажды утром проснулся — и пошло-поехало! Провалы в памяти, бредятина сплошная… А после психушки и того хуже. Смирный стал, тихонький, забитый. И все думает, думает… Революционеру думать вредно! Самогону, как раньше бывало, — ни-ни, как ни уговаривали… Уж бойцы роптать стали — подменили нашего орла!

— Именно! — вырвалось у меня. — Именно подменили!

Но Анка меня не слушала.

— Я тебя на сеновал звала, ты мне что ответил? Оставь меня, женщина, — говоришь, — я не для этого мира предназначен!..

— Как-как сказал? — живо заинтересовался я.

— Петька на коленях стоял, тебя в кабак звал! Соблазнял твоим любимым анисовым первачом, Любкой-самогонщицей и кабатчику харю почистить! А ты ему: уйдите, мол, от меня с вашими плебейскими замашками! Я прирожденный аристократ! Это ты-то аристократ!!! Комиссар Огоньков умолял, как раньше, по морде ему въехать за чрезмерную интеллигентность, а ты: не тебе морду надо бить, а проклятому шарманщику! Откуда какого шарманщика выкопал?!

— Шарманщик! — охнул я, ощущая, как в голове щелкают, ладно складываясь, фрагменты мозаики.

— И кончилось тем, что засел в местной библиотеке книжки про старинную Германию изучать! Ужас! Лозовую надо у синяков отбивать, а ты книжки листаешь и плачешь: не могу найти, не могу найти…

— Интерес к исторической литературе, конечно, меня порадовал, — вставил свое слово Огоньков-Фурманов, — но ведь и дело свое забывать не стоит. Хорошо еще, что тот парень, которого вы с Петькой из больницы притащили, оказался огневым бойцом. Хотя вначале тоже чудил. Целый день бегал как лошадь, ржал и конские яблоки всюду раскидывал. Потом ненадолго превратился в Петьку. Бедный Петр чуть сам с ума не сошел от такого двойника.

— Он же больной, этот парень! — напомнил я. — Он ведь самый настоящий сумасшедший. У него расслоение личности и хронический склероз. Он в кого угодно перевоплотиться может.