Читать книгу "Крупным планом - Дуглас Кеннеди"

— Ты правда так думаешь?

— Уверена, — сказала она, нервно убирая руку, как человек, который сообразил, что преждевременно выложил карту. — Поэтому тебе не следует отказываться от выставки.

— Посмотрим, — сказал я.

— Откуда такое нежелание воспользоваться этим шансом?

— Дело не в нежелании…

— Именно в нем. Я что хочу сказать? Когда я впервые увидела тебя в редакции, ты производил впечатление, что тебе все до лампочки. Как будто тебе по фигу, куплю я твои снимки или откажусь от них.

— Я просто осторожен, вот и все.

— Знаю. И мне это, пожалуй, нравится. Особенно после всех тех уродов, которые осаждают меня в поисках работы и ведут себя так, будто они следующие Роберты Дуано. Но все равно любопытно — почему?

— Что почему?

— Почему ты так неуверен насчет продажи своих снимков?

Появившийся с едой Калвин спас меня от ответа на этот вопрос. У вина был обещанный дубовый привкус, гидропонный латук на вкус был таким же, как обыкновенный. Но его появление дало мне возможность сменить тему и перейти от моей неудачной карьеры к жизни Анны после Скидмора.

— После колледжа я оказалась в Бостоне, — сказала она. — Удалось найти работу в глянцевом лайфстайл-журнале с оригинальным названием «Бостон». Работала фотоподборщицей. В «Бостоне» в начале восьмидесятых это означало разыскивать наиболее привлекательные портреты суши. Короче, я жила в Кембридже через реку, а парня, который жил в квартире рядом, звали Грегг. Писал докторскую по английскому. Через год мы уже жили в одной квартире. Через два поженились. Через три нас выдернули из Бостона и сунули в Бозман, так как Грегг получил работу в Монтане.

— Как долго длился брак? — спросил я.

— Пять лет.

— Почему разошлись?

— Кое-что произошло.

— Что?

— Кое-что.

По тону я понял, что не стоит продолжать задавать вопросы.

— Итак, мы разошлись, я точно не хотела оставаться в Бозмане, но в то же время не хотела уезжать из Монтаны, к которой сильно привязалась. Вот я и съездила в Маунтин-Фолс, и приятель приятеля утроил мне встречу со Стюардом Симмонсом, редактором «Монтанан». Я появилась вовремя: за неделю до этого фоторедактор уволился. Я получила работу. И переехала сюда.

— Похоже на настоящую сказку Маунтин-Фолс, — заметил я.

— Ага, тут все оказываются, потому что у них что-то не заладилось в другом месте.

— У всех неприятности в Касабланке.

— Или в Нью-Йорке. Какие у тебя были неприятности в Нью-Йорке, Гари?

Я видел, что она ждет моей исповеди и рассказа о том, как я не сумел пристроиться в Манхэттене. Поэтому я позаимствовал отдельные подробности из жизни Гари, немного их приукрасив. Сам удивился, как у меня все легко и гладко получилось. Я поведал ей, как приехал в город после колледжа, уверенный, что буду делать обложки для «Вог» уже через пару месяцев. Но вместо этого мне пришлось жить в дерьмовых квартирках в восточной части города, работать где придется, ничего не достигая. Затем умерли мои родители, а поскольку я был единственным ребенком, дом достался мне. Было невероятно трудно вернуться в пригород после всех этих лет в Манхэттене, но с финансовой точки зрения выбора у меня не было. Особенно если учесть, что многие фотоагентства и журналы вроде «Дестинейшнс» продолжали меня игнорировать.

Затем я упомянул о своем романе с Бет.

— Это было серьезно? — спросила Анна.

— Нет, занимался самоуничтожением. Ведь с замужней женщиной можно связываться, если только хочешь причинить себе серьезный вред.

— Ее муж об этом узнал?

Я покачал головой.

— Он был юристом с Уолл-стрит. Который воображал себя талантливым фотографом.

— О, господи, — засмеялась Анна.

— Ты бы видела темную комнату этого парня. Зашибись. А его коллекция камер… вполне могла стоить тысяч сорок.

— И все же она полюбила тебя. Настоящего фотографа.

Я опустил глаза в тарелку.

— Ну да, — наконец произнес я. — Ты с кем-нибудь сейчас встречаешься?

— Был один, журналист из газеты, но он уехал из города примерно три года назад. Нашел работу в Денвере. Да и не слишком серьезно все это было. С той поры только пара идиотских ошибок.

— Удивительно, — заметил я.

— Да ничего удивительного. Маунтин-Фолс, возможно, городок замечательный, но у одинокой женщины выбор очень небольшой.

— Но всегда есть Руди Уоррен.

— Совершенно верно, — сказала она. — Заметь, что он однажды попытался…

— И?..

— Ты что? Спать с Руди — это погрешить против вкуса.

Мы выпили вино, съели морского окуня, заказали еще бутылку вина и начали слишком громко смеяться.

— Хочешь услышать лучшую историю про Руди Уоррена всех времен и народов? — спросила Анна. — Однажды он уговорил Мэг Гринвуд лечь с ним в постель…

— Да, я слышал, — сказал я.

— Короче, когда они закончили, Мэг прижалась к нему и прошептала «Все было так мило, Руди». Догадайся, что он сказал. «Зачем ты мне об этом говоришь? Скажи своим подругам».

Из ресторана мы выбрались около полуночи.

— Я очень надеюсь, что ты не собираешься ехать домой на машине, — сказал я.

— Никоим образом, — заявила Анна. — Мы пойдем пешком, ты меня проводишь.

Она взяла меня под руку. Три квартала до ее дома мы молчали. Она жила в тихом тупике, засаженном деревьями, в доме примерно двадцатых годов. Фонарь окрашивал улицу в теплый бежевый оттенок. Подходя к ее двери, я твердил себе: Ты набрался. Быстренько клюнь ее в щечку и уходи. Не усложняй ситуацию… Когда мы поднялись по ступенькам на крыльцо, Анна повернулась ко мне и одарила меня пьяной улыбкой на сто ватт. Свет от фонаря падал ей на лицо. И я подумал она прекрасна.

— Ну… — сказал я.

— Ну… — сказала она.

— Было здорово.

— Очень здорово.

— Ну… — сказал я.

— Ну… — сказала она.

Я наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку, но вдруг поцеловал в губы. Ее рот приоткрылся, она обхватила меня руками, и мы начали падать в дом. Упали мы на пол в холле. И начали срывать друг с друга одежду.

Позднее, уже в постели, она сказала:

— Я могу легко привыкнуть.

— Не говори мне, скажи своему…

— Заткнись, — сказала она, крепко меня целуя.

— Я тоже могу легко привыкнуть, — сказал я.

— В самом деле?

— Конечно.

— Хотелось бы мне верить.