Читать книгу "Одесская сага. Нэцах - Юлия Артюхович (Верба)"

Но Аня не могла видеть, что ее самые любимые на свете существа — сын и котики — так невыносимо страдают. Она — в новом плаще — трижды перестирает всю партию и спасет заработок сына, еще и надушит на всякий случай косынки своей «Красной Москвой».

Борька откроет чемодан, поворошит невесомый товар и скривится.

— Их что, стирали? Шо ж они у тебя мятые, как из задницы, и духами чужими пахнут? Ладно, как у сына возьму по сорок пять копеек. И так в минус сработаю…

1962

Глаз бури

В самом центре любого урагана, шторма или тайфуна есть удивительное место, которое называется «Глаз бури». В нем высокая температура, ясность и полный штиль за стеной ураганного ветра и дождя — на границе с полным хаосом и дикой стихией. И этот абсолютный покой в эпицентре шторма еще страшнее самого урагана, потому что внезапно заканчивается. Мельницкая, 8 со своими коренными жителями и их молодой порослью, которая диким виноградом обвила пол-Одессы за пределами двора, но все еще питалась от молдаванских корней в шестьдесят втором, снова оказалась «Глазом бури».

А это что?

Ванька Беззуб стоял у открытого чемодана, в котором рылся таможенник, и, закатив глаза, повторял:

— Ну я знаю правила — за один рейс на полученную валюту с целью контроля и таможенных ограничений можно ввозить не более четырех нейлоновых плащей — два женских, два мужских, — вот они, еще не более трех ковров за год, я во второй ходке — и вот один, он же первый ковер.

— Спекулируешь? — то ли спросил, то ли заклеймил таможенник.

— Нет, матери везу!

— И сто косынок тоже ей? Или у тебя цыганский табор в родичах?

— А это можно! Никто не запрещал!

Таможенник продолжал ощупывать чемодан, потом вдруг убрал его на пол и, ловко перевернув постель, поддел подкладку матраса:

— А это? Бабушке или дедушке? — расплылся он в довольной улыбке.

В матрасе у Вани лежало еще шесть плащей и десяток запрещенных рок-н-рольных пластинок.

— Это не мое! — начал Ваня потухшим голосом.

— Ага, конечно, ну ты ж правила знаешь — оформляем контрабанду, и на берег!

— Это не мое, — попытался улыбнуться Ванька. — Это… это все ваше!

— Ты что мне, гад, взятку предлагаешь? Ты декларацию заполнил? Что-то я этого, — таможенник брезгливо поднял пластинки, — там не припомню! Так что приплыли тапочки к обрыву — правила ты знаешь. Помполит вам всем рассказывал: не видать тебе загранки как своих ушей! Как там? — таможенник мечтательно вскинул голову: жадность фраера сгубила?

Все попавшиеся на контрабанде моряки пополняли категорию «бичей» — опустившихся сезонных рабочих между рейсами. Их списывали на берег, и они месяцами, а то и годами томились в ожидании нового рейса и открытия визы. Что сделать, чтобы вернуть ее и длительность наказания не знал никто.

По карнизу

Интернатские свистели и вопили от восторга: еще бы — Тося Верба, самый здоровый и отчаянный семиклассник, на слабó шел по карнизу четвертого этажа.

После того что сам Нашилов признал в нем «гения», дерзкие уличные вылазки Тоси за доступной едой не прекратились, просто все остальное время он неистово рисовал и чертил. Тушью.

— Не надо быть талантом. Есть правила и законы перспективы, если соблюсти все до одного — получится прекрасная работа…

Из доступных материалов были только тушь и перо. Так Тоська стал главным художником-графиком интерната, часами перерисовывая гравюры из библиотечных книг. Кто и ради чего вызвал его на слабó — неизвестно. Злые языки утверждали, что это все из-за Нинки Ульяницкой, которая училась классом старше, но Тося был таким рослым и крепким, что и так вполне мог претендовать на ее внимание.

Он шел в своих несгибаемых казенных ботинках, протирая штанами штукатуренную стену и не отрывая от нее взгляд. Учитель рассказывал: не смотреть вниз. Если соблюдать правила и держать точку и линию горизонта, то ширины карниза более чем достаточно, чтобы поставить ногу и шаркнуть очередной шаг не свалившись. Тося прошел уже три окна от угла и почти добрался до заветного финиша, но тут во двор, заметив толпу, выскочила новая училка математики и задрав за остальными голову, завизжала от ужаса:

— Верба-а!

Тося рефлекторно оглянулся. Он забыл элементарные законы физики и, потеряв центр тяжести, неловко взмахнул руками. Ботинок скользнул по карнизу, и Толик полетел…

— Феня Сергеевна, Феня Сергеевна! — В цех к машинке Фени бежала молоденькая кадровичка. — Там ваш сын в интернате разбился!..

Доигралась

Ксения Ивановна откинулась на стуле. За окном еще не рассвело, но темнота уже поблекла, полиняла, как старое черное платье после пяти лет стирок. Ксеня такие вещи пускала на тряпки, не хранила на черный день, а вот Анька занашивала вещи буквально до дыр, а потом еще и в дырявом и рваном копалась у себя в саду, чем страшно злила Ксеню:

— Ну есть же деньги, что ты в обносках ходишь?!

А может, она просто злилась на сестру, что та жила в доме, который без досмотра и ухода ветшал на глазах, как и ее сестра, а Ксеня, несмотря на свои ежемесячные страшно рисковые и очень прибыльные черные аудиты, до сих пор нет. И Панков все искал хороший участок. Чего искать? Сколько ждать?

Ксеня потерла виски и затылок — глаза от бесконечных цифр уже слипались, страшно гудела голова, как будто ее зажали в тиски и все скручивали и скручивали винт, но она почти закончила и налила себе еще немного коньяка в тяжелую рюмку. Ксюха пошевелит отекшими от ночного сидения пальцами ног, похлопает со всей дури себя по щекам и запьет коньяк остывшим чаем. А дальше едва успеет отклониться от стола, чтобы не забрызгать только что выправленные бумаги. Ее рвало на пол в кабинете начальника промтоварной базы. В глазах потемнело, голова кружилась, тошнота подкатывала новой волной, руки тряслись. Она изо всех сил уцепилась одной рукой за стол, второй — за спинку стула чтобы не упасть…

«Отравили или залетела?» — мелькнуло в голове у слабеющей Ксени.

И свет погас

Собаев всегда широко отмечал получку, донося домой едва ли половину. В этот раз он особо подзадержался. Пава дошел домой затемно, точнее, еле заполз на второй этаж и, почти преодолев бесконечную дорогу, ударился ногой о стоящий на дворовой галерее старый Фирин сундук.

— Ах ты ж мля, — ругнулся он.

Выскочила Нилка:

— Павочка, ты чего кричишь? Ночь на дворе! Ты где ходил? Идем домой уже! — зашептала она, потянув мужа за рукав.

— Ты меня преследуешь! — взвизгнул он, отпихнул Нилку и, пошатываясь выровнялся: — Отстань! Я обратно пошел! Денег дай!

— Нет у нас денег, — оправдывалась Нила. — У тебя же получка сегодня… Ты что… Ты всю зарплату…