Читать книгу "Конституция 1936 года и массовая политическая культура сталинизма - Ольга Великанова"

Уловкой в обход народных комментариев было искусственное разделение Сталиным предложений на три категории: касающиеся «вопросов действующего законодательства» и потому неуместные в конституции; исторические ссылки, излишние для основного закона; и наконец, существенные вопросы, заслуживающие обсуждения. Докладчик одобрил комментарии к преимущественно процедурным статьям, не самым привлекательным для общественности, например, о формировании Наркомата оборонной промышленности[661]. Сталин упомянул очень популярные предложения о запрете религиозных обрядов и избирательных прав для «бывших» граждан (статьи 124 и 135). Без рассуждений и аргументов он рекомендовал отклонить эти поправки «как противоречащие духу нашей конституции» и «подкрепил» отклонение цитатой из Ленина.

На заседании съезда 5 декабря Сталин сообщил, что 43 поправки внесены в окончательный текст конституции, изменены 32 статьи, остальные 114 статей остались без изменений. Сталин счел целесообразным объяснить съезду только семь принятых поправок к статьям 8, 10, 35, 40, 48, 49 и 77 (все обсуждали политически безопасные темы). Новая конституция была принята съездом единогласно поднятием рук. Заключительное заявление – «общенациональная дискуссия была чрезвычайно полезной в разработке и окончательном редактировании конституции»[662] – было очевидным преувеличением. Вовсе не учет народного мнения был задачей дискуссии. Столь небольшое количество принятых предложений резко контрастировало с той пропагандистской бурей, которая будоражила прессу и всю страну в течение пяти месяцев. Гора родила мышь.

Что бы там ни говорил vox populi, это не повлияло на окончательную версию конституции. Комментарии к главе X «Основные гражданские права и обязанности», которые насчитывали 53,7 процента всех замечаний, не были учтены, и предложения к самым популярным статьям – 120 о пенсиях и 135 о всеобщем праве голоса – были отклонены Сталиным. Смысл дискуссии состоял в самом процессе – скоординированном упражнении в политической интеграции, а не в обещанной адаптации конституции к требованиям народа. Задачей устроителей было формирование культурного дискурса, а не удовлетворение запросов общественности.

Таблицы, составленные ЦИК для внутреннего пользования, суммируют типичные комментарии, но не раскрывают, «за» они или «против».

Таблица 1. Распределение статей по количеству поступивших предложений

Таблица составлена ЦИК по данным на 15 ноября 1936. ГАРФ. Ф. 3316. Оп. 8. Д. 222. Л. 160.

Таблица 2. Распределение глав по количеству поступивших предложений

Таблица составлена ЦИК по данным на 15 ноября 1936. ГАРФ. Ф. 3316. Оп. 8. Д. 222. Л. 159.

Проценты подсчитаны автором.

Тем не менее, участники обсуждения довели до сведения правительства свои мнения, и их голоса были услышаны, хотя Сталин фильтровал то, что читал и слышал, в соответствии со своими предпочтениями и представлениями. С большой долей вероятности мы можем быть уверены, что Сталин больше внимания уделял предупреждениям о врагах, чем похвалам конституции. И вот то, что услышал Сталин, по-видимому, отличалось от его представления о достигнутой гармонии. Оспаривая в докладе «буржуазную [зарубежную] критику конституции», Сталин фактически опровергал основные темы отечественных скептиков: недоверие к новым свободам, боязнь демократизации и размывания большевистских принципов – например, классовой борьбы. Теперь диктатор узнал, что, несмотря на ожидания, общество все еще расколото, что врагов множество, что недовольство велико, он также узнал, что многие не противились репрессивной государственной политике. Я полагаю, что это подтолкнуло Сталина пересмотреть свои взгляды на советизацию общества и изменить политику на февральско-мартовском Пленуме ЦК 1937 года.

Сталин получал достаточно информации об общественных настроениях от ЦИК, НКВД и других источников. В докладе заметны его колебания между привязанностью к ожиданиям социальной гармонии и предупреждениями от населения о многочисленных врагах. Эти предупреждения постепенно проникали в его сознание:

Поправки к 135 статье… предлагают лишить избирательных прав служителей культа, бывших белогвардейцев, всех бывших людей и лиц, не занимающихся общеполезным трудом, или же, во всяком случае – ограничить избирательные права лиц этой категории, дав им только право избирать, но не быть избранными. Я думаю, что эта поправка также должна быть отвергнута. Советская власть лишила избирательных прав нетрудовые и эксплоататорские элементы не на веки вечные, а временно, до известного периода. Было время, когда эти элементы вели открытую войну против народа и противодействовали советским законам. Советский закон о лишении их избирательного права был ответом… на это противодействие. С тех пор прошло немало времени. За истекший период мы добились того, что эксплоататорские классы уничтожены, а Советская власть превратилась в непобедимую силу. Не пришло ли время пересмотреть этот закон? Я думаю, что пришло время.

От своих ожиданий автор перешел к полученным предупреждениям.

Говорят, что это опасно, так как могут пролезть в верховные органы страны враждебные Советской власти элементы… Но чего тут собственно бояться? Волков бояться – в лес не ходить. (Веселое оживление в зале, бурные аплодисменты.)

Каков был ответ Сталина на эти предупреждения? «Во-первых, не все бывшие кулаки, белогвардейцы и попы враждебны Советской власти». Здесь Сталин держится своего тезиса о новых социальных условиях. Но затем он признает существование «враждебных лиц» и их угрозы: «Во-вторых, если народ кое-где и избирет враждебных людей, то это будет означать, что наша агитационная работа поставлена из рук вон плохо». Это уже была скрытая угроза плохим организаторам. «Если же наша агитационная работа будет идти по-большевистски, то народ не пропустит враждебных людей в свои верховные органы». Эта фраза могла быть прочитана чиновниками только одним способом: «Не позволять враждебным элементам на выборах пройти во власть». Затем Сталин обратился к чиновникам: «Значит надо работать, а не хныкать» – зловещий сигнал чиновникам, сообщавшим о множественных врагах, блокировать доступ врагов к власти.

Ученые заметили это изменение в сознании Сталина. Гетти писал: «Долгое время Сталин минимизировал угрозу [антисоветских элементов] в деревне… Но к июлю 1937 года убедился в опасности, передумал и лично запустил массовый террор». Леонид Максименков проанализировал недавно рассекреченные «Журналы регистрации исходящих документов со сталинскими резолюциями». Он отметил изменение характера сталинских резолюций в середине 1936 года от вялых и нерешительных к энергичным и карательным. Хлевнюк заметил усиление путанности и косноязычия в сталинских резолюциях и даже «взрывы ярости» в 1937–1938 годах[663].