Читать книгу "О всех созданиях – мудрых и удивительных - Джеймс Хэрриот"

– Так что же это такое? – спросил мистер Маунт, по-прежнему сверля меня немигающим взглядом.

Я выпрямился и потер ладони.

– Язва, но очень запущенная. – Теоретически я во всем разобрался, теоретических сведений у меня было хоть отбавляй, но применить их вот к этой больной лошади оказалось не так-то просто.

– И как же вы будете ее лечить? – У мистера Маунта была неприятная привычка сразу переходить к сути дела.

– Ну видите ли, сначала нужно удалить весь отслоившийся рог, а также все эти выросты, а затем обработать поверхность перманганатом калия, – ответил я и почувствовал, что в таком изложении выглядит все это довольно просто.

– А само собой, значит, не пройдет?

– Нет. Если не принять мер, подошва полностью разрушится и обнажится копытцевая кость. Кроме того, выделения будут проникать под стенку, и он может вообще потерять копыто.

Фермер кивнул.

– Да, уж тогда ему не ходить, и, значит, прощай, Бобби.

– Боюсь, что так.

– Ну ладно. – Мистер Маунт решительно вскинул голову. – Когда вы за это возьметесь?

Очень неприятный вопрос: ведь я в эту минуту лихорадочно обдумывал, каким должно быть лечение, а не когда к нему приступить.

– Дайте сообразить, – сказал я сипло. – Пожалуй, следует…

Но он меня перебил:

– Всю эту неделю мы сено убираем. А вам ведь помощники понадобятся? Как насчет следующего понедельника?

Я испытал невыразимое облегчение. Слава богу, что он не сказал «завтра». Теперь у меня было время подумать.

– Хорошо, мистер Маунт. Меня это вполне устраивает. В воскресенье не давайте ему корма, потому что его придется анестезировать.

Всю дорогу домой меня одолевали гнетущие мысли. Неужели я по невежеству погублю этого красавца? Язва подошвы – штука скверная, и в эпоху рабочих лошадей встречалась она отнюдь не редко, но этот случай был явно необычным. Впрочем, многие мои современники, несомненно, видели копыта даже в еще более худшем состоянии, хотя для нынешних молодых ветеринаров от всего этого, конечно, веет глубокой стариной, словно от заветов средневекового коновала.

Как обычно, столкнувшись с трудной проблемой, я сразу же принялся перебирать всяческие возможности. Не спуская глаз с шоссе, я мысленно прикидывал, как провести операцию. Уложит ли этого великана намордник с хлороформом? Или же связать его и опрокинуть, заручившись помощью всех работников мистера Маунта? Но пожалуй, с тем же успехом можно попытаться опрокинуть собор Святого Павла! Ну а потом – сколько времени мне потребуется, чтобы убрать весь этот разрушенный рог, все эти жуткие выросты?

Мои ладони стали скользкими от пота, и мне невыносимо захотелось переложить все эти сложности на Зигфрида. Но ведь я должен завоевать доверие не только фермеров, а и моего патрона! Какой ему толк от помощника, который ни с чем самостоятельно справиться не может?

И, как всегда в минуты растерянности, я свернул на обочину, вылез из машины и пошел через вереск по тропке, вившейся у самого гребня холма над фермой мистера Маунта. Отойдя подальше, я бросился в траву и устремил взгляд на озаренную солнцем долину далеко внизу.

Обычно даже в самом уединенном месте всегда что-нибудь слышно – крик птицы, шум проезжающей где-то машины, – но тут царила полная тишина, только ветер иногда срывался с гребня и шелестел стеблями вокруг.

Среди окружавших ее суровых холмов долина выглядела райским местечком – вся в сочной зелени ровных лугов, где вольготно пасся скот и тянулись аккуратные ряды свежескошенного сена.

И все же истинную безмятежность искать надо было не там, а здесь, на высотах, среди вересковых пустошей, где все дышало покоем – и тишина, и метелки трав, и черная торфяная земля.

Теплые волны летнего воздуха приносили снизу благоухание сена, и, как всегда, я почувствовал, что мои тревоги рассеиваются. Даже и теперь, столько лет спустя, я не перестаю радоваться этой моей способности обретать душевный мир среди пустынных холмов.

Я поднялся и пошел назад к машине, приняв твердое решение. Так или иначе, но я сделаю все, что нужно. Конечно, я сумею справиться сам, не беспокоя Зигфрида.

Во всяком случае, когда мы встретились за обедом, Зигфриду было явно не до моих трудностей: он загорелся очередной идеей.

– Сегодня утром я был в Хартингтоне и заглянул к Гранвиллу Беннету, – сказал он, накладывая себе молодого картофеля, только утром выкопанного из грядки в саду. – И должен сказать, его приемная произвела на меня большое впечатление. Столько журналов! Конечно, клиентов у нас тут бывает меньше, но все-таки фермерам нередко приходится ждать в приемной. – Он полил картофель соусом. – Тристан, займись-ка этим. Побывай на почте и распорядись, чтобы нам каждую неделю доставляли несколько подходящих журналов, слышишь?

– Ладно. Сегодня же и сделаю.

– Чудесно! – Зигфрид принялся за еду. – Мы должны во всех отношениях не отставать от прогресса. Джеймс, возьмите еще картошки. Очень вкусно.

Тристан не подвел, и два дня спустя на столе и полках нашей приемной появились номера журналов, выбранных со знанием дела, – специальных сельскохозяйственных, иллюстрированных и юмористических. Но конечно же, остановиться на этом он не мог.

– Погляди-ка, Джим, – шепнул он как-то днем и втащил меня в приемную. – Я тут тихонько развлекаюсь.

– Ты о чем? – Я с недоумением поглядел вокруг.

Тристан молча указал на одну из полок. Там среди невинной периодики притаился немецкий журнальчик нудистского пошиба с весьма лихим изображением совершенно нагой натуры на обложке. Даже в нынешние, ко всему привыкшие дни эта обложка заставила бы подняться не одну бровь, а в сельском Йоркшире тридцатых годов она была хуже динамитного заряда.

– Где ты его раздобыл, черт тебя подери? – пробурчал я, торопливо перелистывая журнал (внутри было то же самое). – И зачем?

Тристан хихикнул.

– У одного приятеля в колледже. И знаешь, очень бывает любопытно заглянуть сюда и застать над ним какого-нибудь почтенного отца семейства, вообразившего, что он совсем один. Опыт проходит более чем успешно. К настоящему времени среди самых выдающихся моих охотничьих трофеев числятся муниципальный советник, мировой судья и баптистский проповедник.

Я покачал головой.

– По-моему, ты слишком рискуешь. Что, если он попадется Зигфриду?

– Не попадется, – с обычным оптимизмом ответил Тристан. – Он сюда редко заглядывает, и то второпях. Да и журнал лежит не на виду.

Я пожал плечами. Я завидовал изобретательному уму Тристана, но слишком уж часто он расходовал его на всякие пустяки. Впрочем, в тот момент мне было не до его проказ. Мои мысли занимало совсем другое.

Тысячи раз днем и ночью я бесчисленными способами укладывал на бок Бобби и приводил в порядок его ноги. При свете солнца за рулем это было еще терпимо, но операции, которые я проделывал, лежа в постели, превосходили всякое вероятие. И все время меня не оставляло чувство, что в картине того, как я одним махом убираю эти чудовищные выросты, кроется какая-то роковая ошибка. В конце концов я решил забыть про свою гордость.