Читать книгу "И дети их после них - Николя Матье"

Мать отдала ему свою старую тачку в награду за успешно сданные экзамены. Еще тот подарочек. Она то и дело ломалась. К счастью, он всегда мог обратиться к братьям Мюнстербергер, которые держали гараж на дороге в Ламек. Они ему наладили сцепление, абсолютно даром, поменяли свечи, карбюратор, колодки – все за так. Меняя масло, Сирил Мюнстербергер решил все-таки, что с этим пора кончать.

– Знаешь, что я тебе скажу: хватит, ты нас уже достал.

Братья были приятелями его отца, толстяки с выпирающей из штанов задницей, грубоватые добряки с неотмывающимися, черными лапищами. Элен называла их «жестянщиками». Бумажными делами занималась их мать, еще молодая, хорошо одетая женщина. Из застекленного кабинета она следила за бесперебойной работой мастерской. Теперь Антони научился уже сам ремонтировать свою колымагу и ездил к ним, только чтобы выпить кофе да поболтать.

Как-то раз, вернувшись домой, к матери, Антони прошел прямиком в садик за домом. Она снимала, не слишком дорого, симпатичный домик в два этажа, на двух хозяев. Квартал был построен на месте старого фруктового сада. От этого сельского прошлого сохранилось несколько чахлых деревьев, в том числе слива, на которую Антони приладил свой турник. Он скинул футболку, надел пояс-утяжелитель и начал подтягиваться. Пять подходов по двадцать раз. Было десять часов утра, и, несмотря на падающую от сливы тень, по спине и по бокам у него сразу начал струиться пот. Дальше – больше: упражнения для пресса, отжимания, растяжки. Спина, руки, бедра, живот – у него все болело. Но он был доволен. Он посмотрелся в застекленную дверь кухни. Мускулатура как нарисованная, фигура подтянутая. Он поиграл дельтовидными мышцами. Мать открыла дверь.

– Чем это ты занимаешься?

– Ничем.

– Лучше помоги-ка мне простыни сложить.

Он собрал свое хозяйство и прошел за ней в гостиную. Она гладила белье за закрытыми ставнями и смотрела «Телемагазин» с Лораном Кабролем.

– Держи, – сказала она, подавая ему углы простыни на резинках.

Они разошлись в разные стороны, простыня натянулась, они сложили ее.

– Ты уложил вещи?

– Ага.

– А на вокзал заехать догадался? Расписание посмотреть?

– Ага.

Он соврал. Уже неделю она без конца доставала его со всем этим. Подготовка к его отъезду стала для нее событием экзистенциального масштаба. Она составляла списки, не спала ночами. Ее пугали маловероятные бедствия. Отдельным поводом для беспрестанной тревоги было расписание поездов. Антони слушал ее, не возражая. В любом случае, она только и делала, что сама портила себе нервы.

Когда белье было сложено, юноша вернулся в нарядную кухоньку. Открыл холодильник, взял бутылку «Контрекса» и, закинув голову, по пояс голый, с влажными волосами, почти одним махом выпил всю воду.

Он закрыл холодильник ногой, потом вытянул над головой руки, сцепив пальцы ладонями наружу. Элен не понравилось то, что она увидела. От спинных мышц до трапециевидных – сплошь один и тот же плотный, выпуклый рисунок, на плече он завязывался в узел, потом снова появлялся на трицепсе. Она всегда считала, что все это – свидетельство скрытой до поры склонности к насилию. Где есть мускулы, там может быть и удар – так она думала. Этого она уже достаточно повидала и теперь стремилась к одному – к тихой, спокойной жизни в своем райке, и чтоб никаких столкновений, никаких угрызений. Серенько, банальненько – такая вот мечта.

– Ты в конце концов с этим твоим спортом что-нибудь себе повредишь.

– Пойду приму душ.

– Про вещи не забудь.

– Дааааа, – проговорил Антони, разводя руки в стороны. – Хватит уже. Все нормально.

– Ох, – сердито проговорила она, отмахиваясь от него, как от мухи.

Он раздражал ее. Ходит как толстяк, вечно вразвалку, как будто перетаскивает упаковки с водой. Она надеялась, что там, в армии, с этим дурнем сумеют что-то сделать. Антони же смотрел на это иначе. Как миллионы ребят из бедных семей, которые никогда не были счастливы в школе, он уезжал из дома, чтобы найти свое место в жизни, научиться драться и посмотреть страну. Ну и чтобы соответствовать представлениям отца о том, каким должен быть мужчина. Не зря же он пересмотрел столько фильмов с Клинтом Иствудом. Он объяснял это матери. Элен смеялась.

Видала она таких. Уезжали, чтобы подраться да вкусить экзотики, а когда вернулись, их тошнило от дисциплины, бюрократов и крючкотворов. И казармы-то они никогда не покидали, разве только чтобы выпить дрянного пива в занюханном баре какой-нибудь паршивой дыры.

После душа Антони побрился. Он больше не замечал в зеркале свой усталый глаз. Только тяжелые переплетения плечевых мышц, плоскую вертикаль грудных, косые и бицепсы, надутые даже в состоянии покоя. Внизу, на кухне слышалось знакомое «турбинное» урчание скороварки. Дом начал наполняться обеденным запахом. Элен слушала радио, как обычно «Европу». Фальшиво-жизнерадостная болтовня перемежалась с песнями хит-парада. Он узнал «Gangsta’s Paradise». Потом, когда он чистил зубы, зазвонил телефон. Он закрыл кран и приоткрыл дверь, чтобы лучше слышать. Но из-за скороварки и музыки это было трудно. Элен говорила тихо, да, нет, да, нет, да, да, конечно. Потом позвала его:

– Антони!

Он остановился на пороге, ничего не говоря, с зубной щеткой в руке. Мята щипала язык. Он затаил дыхание. Через несколько секунд она повторила:

– Антони!

– Чего?

– Это твой отец!

– Я в душе.

– Я же слышу, что нет.

– Чего он хочет?

– Откуда я знаю? Давай иди сюда.

– Скажи, что я ему перезвоню.

– Да спускайся же, господи боже мой!

– Я голый.

– Так оденься, черт бы тебя побрал!

Он хлопнул дверью, чтобы она поняла. Затем вернулся к раковине, сплюнул, прополоскал рот. Лоб его перечеркнула озабоченная складка. Какое-то время он разглядывал себя в зеркале. Он и правда не знал, как ему увильнуть.

Когда он спустился к матери в кухню, та курила сигарету, листая старый номер журнала «Пуэн де вю»[31], который ей сплавляла соседка. Стол был накрыт. Скороварка свистела по-прежнему. Сквозь запотевшие окна ничего не было видно. Он сел напротив нее и стал ждать, когда она поднимет глаза. Этого не случилось.

– Чего он хотел? – через какое-то время отважился спросить Антони.

– А ты как думаешь?..

Она быстро взглянула на него поверх очков («две пары по цене одной») с обиженным и одновременно довольным видом, который особенно его раздражал. Он старался дышать спокойно. Завтра все это кончится, чего париться?