Читать книгу "Эликсир жизни - Вера Крыжановская"

Увидев меня, он с минуту стоял точно ошеломленный. В глазах его светилось такое выражение страстного восхищения, что я покраснела, и опустила глаза. Мне же Креон с первого взгляда так понравился, как не нравился еще до сих пор ни один мужчина.

Креон быстро оправился и с притворным равнодушием принялся за работу. Пока он мял глину и пока Кварта – старая весталка, на обязанности которой лежало всегда присутствовать на сеансах – деятельно занималась плетением гирлянд для украшения жертвенника богини, я стала рассматривать Креона и сравнивать его со знакомыми мне молодыми римлянами. При этом сравнении все преимущества оказались на стороне грека. Древние римляне по большей части не блистали красотой. Они были среднего роста и отличались крепким сложением. Характерные лица их были угловаты, а головы покрыты курчавыми волосами.

Креон же был высок, строен и гибок, как тростник. Густые черно-синие кудри обрамляли его белое и нежное лицо чистого греческого типа; а темно-голубые глаза его были полны нежности и очарования. За исключением этого выражения и голубых глаз он очень походил, между прочим, на Нарайяну, и чем больше я смотрела на него, тем больше он мне нравился.

Однажды мне пришло в голову сказать ему, что я говорю по-гречески. Он был в восхищении, и мы стали разговаривать, немного правда, – так как Кварта не любила этого, – но все-таки достаточно, чтобы ближе познакомиться и поломать первый лед. Креон всегда находил возможность вставить слово и исподтишка бросал на меня взгляды, заставлявшие усиленно биться мое сердце.

Раз я заметила, что Креон положил свои инструменты на стол позади Кварты. И вот, идя за одним из них, он вдруг остановился и протянул обе руки по направлению к старой весталке, устремив на нее пылающий взгляд. Под усилием воли жилы вздулись у него на лбу.

Я с удивлением смотрела на него. Но каков был мой ужас, когда я увидела, что Кварта закрыла глаза и заснула, откинув голову на спинку тростникового кресла.

– Креон! Разве ты колдун? – пробормотала я. – Зачем ты делаешь это?

Креон быстро подошел ко мне.

– Потому что я хочу хоть на минуту устранить этого надоедливого свидетеля и сказать тебе, Лициния, что не могу жить без тебя и что жажду хоть раз поцеловать твои губки.

Глаза его горели страстью. Прежде, чем я успела что-нибудь сказать, он обнял меня и горячо поцеловал.

Затем, сделав вид, что работает, он сказал, что боготворит меня и что, если я отвечаю его чувствам, он вырвет меня из ужасной жизни в храме при помощи одного своего друга, индийского мудреца, который уже научил его, как усыпить Кварту, и даст нам возможность бежать. Я согласилась на все. В эту минуту жизнь весталки внушала мне настоящий ужас. Условившись, что через несколько дней он снова усыпит старую весталку, Креон разбудил Кварту, и та, к моему величайшему удивлению, не помнила, казалось, и даже не замечала, что спала.

С этого дня мы имели еще несколько таких же разговоров и Креон сообщил мне, что индус обещал ему свою помощь и что мы бежим на его корабле, как только тот прибудет в Остию, но что нам придется запастись терпением на несколько месяцев.

Когда статуя была окончена, она возбудила всеобщее восхищение, отец же пришел в такой восторг, что заказал Креону второй экземпляр для дома весталок. Что же касается оконченной статуи, то она была немедленно же перенесена в его атриум.

Теперь же, Супрамати, если ты желаешь, я покажу тебе эту статую.

– Как? Она у тебя? – вскричал пораженный молодой человек.

– Да, у меня! Из дальнейшего моего рассказа ты узнаешь, как она попала ко мне. Пойдем.

Нара встала, прошла в свою комнату и, подойдя к большому зеркалу, нажала пружину. В стене распахнулась скрытая дверь. Оба вошли в какое-то темное помещение и дверь за ними тотчас же закрылась.

Затем на потолке вспыхнула электрическая лампа, и Супрамати увидел, что находится в большой, круглой комнате без окон. Посредине на высоком цоколе стояла статуя из белого мрамора, залитая электрическим светом.

Крик восхищения невольно сорвался с губ Супрамати. Только рука великого художника, руководимая и вдохновляемая любовью, могла создать такое совершенство. Жизнь трепетала в этом мраморе; полуоткрытые губы улыбались, а глубоко высеченные глаза давали полную иллюзию больших, темных глаз, смотревших на зрителя. Под чудными, необыкновенно тонкими и мягкими складками туники чувствовались классические формы молодого тела. Артистически драпированное покрывало казалось таким тонким и прозрачным, точно это была настоящая ткань.

Охваченный волнением, с трепещущим сердцем, смотрел Супрамати на статую. Она казалась ему удивительно знакомой. С ним повторился тот же феномен, как и тогда, когда он впервые увидел Эбрамара. В эту минуту в его мозгу еще с большей силой, в каком-то непонятном хаосе, восстали виды незнакомых городов, комнат и личностей.

Стараясь подавить это невыразимо тягостное чувство, Супрамати погрузился в созерцание лица статуи. Да, это было лицо Нары, черта в черту, а между тем существовала какая-то разница, которую он не мог определить. Стала ли она худощавее или изменилось выражение, но ей не хватало того очарования, каким дышало это мраморное лицо.

– Нара! Это ты и не ты, – пробормотал он.

Задумчиво прислонившаяся к стене Нара вздрогнула и выпрямилась.

– Это правда! Я – Нара, но уже больше не Лициния. Мои черты не отражают уже беззаботности истинной молодости и мне недостает той свежести цельной души, которая забыла прошлое, не знает будущего и даже под покрывалом весталки невинно наслаждается настоящим. Теперь, несмотря на мою красоту, в моих глазах отражается горечь опыта прожитых веков. Я потеряла драгоценнейшие дары жизни: наслаждение настоящим и надежду на будущее. Я не забываю прошлого, а его раны и горе всегда остаются живыми; я знаю будущее и утратила способность наслаждаться настоящим – беглым лучом между про-

шедшим и будущим. А теперь пойдем! Я буду продолжать свой рассказ, так как хочу закончить его сегодня.

– Не лучше ли продолжать его здесь. Я вижу там кресло и скамеечку и буду счастлив устроиться у твоих ножек. Мне будет вдвойне приятно слышать твой рассказ, смотря на это чудное произведение, которое мне как-то странно знакомо и просто чарует меня.

Задумчивая улыбка скользнула по губам Нары.

– Останемся! – просто сказала она. – Будем вызывать прошлое в присутствии немого свидетеля тех далеких событий!

Когда оба заняли свои места, она продолжала:

– Я уже сказала, что отец заказал Креону копию с моей статуи, и тот принялся за дело; но так как он работал в мастерской, которую отец устроил в своем собственном доме, то нам трудно было видеться. Но любовь смела и предприимчива. Иногда скульптор приходил принести жертву Весте, когда я была на службе, и мы назначали друг другу свидания в саду, так как Креон довел уже свою смелость до того, что перебирался ночью за запретную ограду, а я была настолько ослеплена, что нарушила свой обет чистоты.