Читать книгу "Горький водопад - Рэйчел Кейн"

Держат на хлебе и воде в самом буквальном смысле. Хорошо, что они знают классику.

Я отпиваю маленький глоток, невзирая на желание выхлебать всё разом, и отставляю бутылку в сторону. Половину хлеба приберегаю на потом, а остальное съедаю маленькими кусочками. Жуя его, чувствую вкус крови из разбитой губы. Я уже потерял счет времени, хотя и пытался вести отсчет часам, проводя черточки на земляном полу, там, куда падал солнечный луч из щели… пока солнце не скрылось.

Я не знаю, где Коннор, и заставляю себя не думать о нем, потому что не могу выбраться отсюда – пока. На этот раз я без сопротивления позволил им развлекаться, в основном потому, что хочу, чтобы они сделались самоуверенными. В следующий раз они будут не такими агрессивными и куда более уверенными. Я позволю им и это. На третий раз, если они достаточно расслабятся, а обстоятельства будут благоприятствовать мне, я выберусь из этой дыры, найду Коннора и соображу, как нам обоим освободиться.

Мне приходится сдерживаться, чтобы не съесть весь ломоть этого хлеба домашней выпечки разом – такого вкусного я еще никогда не пробовал. Но лучше приберечь его на потом.

Слышу короткий, нервный стук в дверь. Черный юмор едва не заставляет меня спросить: «Кто там?» – как будто я у себя дома и могу впустить или не впустить визитеров, если захочу. Но я молчу.

– Ты здесь? – спрашивает чей-то голос. Я надеялся, что это будет Коннор, но в то же самое время я не хотел этого. Я хочу, чтобы он был осторожен, подчинялся правилам и не рисковал собой.

Это не Коннор. Это голос женщины, а может быть, девушки. Очень настороженный. Я пытаюсь подняться, но испускаю стон и остаюсь лежать. Раньше я лучше справлялся с болью. Наверное, старею.

– А где еще мне быть? – спрашиваю я. Потом перекатываюсь и прислоняюсь головой к металлической двери. Сейчас я понимаю, что мне следует радоваться ранним холодам. Летом эта будка превращается в раскаленную душегубку. Холод заставляет меня дрожать, однако сейчас температура не настолько низкая – пока что, – чтобы бояться смерти от переохлаждения. Спать, конечно, адски тяжело, но мне случалось переживать и худшее.

– Как тебя зовут? – шепчет женщина. – Извини, я не могу быть здесь долго. Просто скажи мне свое имя.

– Сэм Кейд, – отвечаю я. Я не намерен выдавать им что-то сверх того, потому что, возможно, это некий тактический прием. – А кто ты?

Она не отвечает, только спрашивает:

– Ты его отец? Того мальчика…

На это можно ответить по-разному, но я выбираю самый простой ответ:

– Да.

– Он в беде, – говорит она. – Тебе нужно вытащить его отсюда. Поскорее.

Это заставляет меня забыть о холоде, боли и всем остальном. Я выпрямляюсь и смотрю на дверь так, словно могу видеть сквозь нее.

– Что случилось?

– Это случается с ними всеми, – отвечает незнакомка. – Есть только два варианта. Он станет либо братом, либо святым. То и другое плохо.

Я понимаю, что это тоже может быть приемом – дезинформацией, призванной ослабить мою сосредоточенность и способность к сопротивлению. Естественно, они намерены использовать нас с Коннором друг против друга. Это прописные штуки. И насколько я знаю, этот голос по ту сторону двери принадлежит одной из истинно верующих.

– Я ничего не могу с этим поделать. Ему придется справляться самому, – говорю я и, как бы больно это ни было, возвращаюсь к дальней стене. Женщина дважды зовет меня по имени. Я не откликаюсь.

Она уходит. Наступает ночь, которая кажется особенно темной, холодной и длинной. Потому что у меня нет уверенности в том, что сказанное ею – неправда. У меня нет уверенности в том, что Коннору в этот момент не промывают мозги. Он и раньше бывал восприимчив. Он попался на ложь своего кровного отца, и это либо дало ему иммунитет – на что я надеюсь, – либо сделало его еще более уязвимым. Я молюсь о том, чтобы он разгадал все их манипуляции, но у этих людей явно есть опробованная система, которая работает практически безупречно. Они аккуратны, жёстки – и все-таки то, что они вот так явились к Гвен и забрали меня и Коннора… это было безрассудно.

Безрассудство – очень, очень опасная вещь для подобных сект. Оно делает их дерзкими и склонными к суициду. Патер Том, как все прочие самозваные пророки, будет цепляться за власть до самого конца и сделает все, чтобы остальные сектанты сошли в могилу раньше его. Тому есть множество прецедентов, от Дэвида Кореша до Джима Джонса [17].

Вне зависимости от того, хочу я верить этой женщине или нет, Коннору грозит реальная опасность. То, что я сижу здесь, дрожа от холода и боли, унизительно и обидно, но я не могу позволить, чтобы это ослабило меня. Мне нужно каким-то образом это использовать.

Поэтому я делаю то, чему меня обучали в военно-воздушных силах по программе SERE: выбрасываю все это из головы, снова сворачиваюсь в клубок, чтобы сохранить тепло, и стараюсь поспать как можно крепче и дольше.

* * *

На следующее утро я просыпаюсь от того, что дверь со стуком распахивается. Я едва успеваю выпрямиться, как они хватают меня. На этот раз никаких побоев. Меня выволакивают наружу, навстречу мягкому утреннему свету. Все еще холодно, мои ступни онемели настолько, что я едва чувствую боль от порезов, когда спотыкаюсь об острые камни, образующие низкую стену вокруг тюремного здания. Это символический барьер, предназначенный для предупреждения о том, что сюда ходить нельзя. На этот раз ко мне прислали троих мужчин; один из них – Калеб, он вооружен пистолетом-пулеметом, который висит на ремне, охватывающем его грудь. Марка оружия мне знакома – MP5. Я гадаю, насколько хорошо он умеет с ним управляться. Вероятно, достаточно хорошо, чтобы расстрелять меня, словно неподвижную мишень. Остальные двое тоже вооружены, хотя и более распространенным среди гражданского населения оружием, но это тем не менее уменьшает мои шансы вырвать у Калеба MP5 и попытаться выжить и победить. Я решаю выждать и посмотреть, куда они меня ведут.

Мужчины не говорят ни слова, просто ведут меня по тропе – сначала по острым, режущим кожу камням, потом по холодной утоптанной земле между рядами безмолвных деревьев. Когда я спотыкаюсь – чувствительность вернулась к моим ногам, и это неприятно, – то получаю такой сильный тычок в спину, что едва не падаю наземь. Кандалы на руках и ногах уже стерли мои запястья и лодыжки в кровь, и я снова чувствую грызущий голод. Отмечаю странную тишину – здесь не поют даже птицы.

Сначала я слышу шипение, которое постепенно перерастает в громкий рев, потом вижу водопад. Он невысокий, но изумительно красивый, и утренний свет порождает радуги, танцующие в белой взвеси над пенящейся водой. Пруд – озеро? – куда падает струя, выглядит глубоким и непроглядно-черным.