Читать книгу "Продюсер козьей морды - Дарья Донцова"

– Нет, Ванечка. Давай объясню все вподробностях. Очень не хочется, чтобы у тебя роились подозрения насчет отца. Мыникогда не состояли в любовной связи. Вернее, любовь была, и она до сих поржива, но исключительно с моей стороны. Павлуша никогда ни о чем не догадывался.Я была его лучшим другом на протяжении многих лет. Мы понимали, что Николеттанеправильно истолкует ситуацию и сделает жизнь мужа невыносимой. Видишь ли,Павлик был патологически порядочен, он очень любил тебя и боялся, что родПодушкиных прервется. Это ты скреплял их семью, Николетта великолепно знала,кто тут главный, и пользовалась положением матери сына Павла. Она ведь так и неродила второго ребенка, хотя, наверное, могла. Боялась, что если малышей станетдвое, то Павел, как это ни парадоксально звучит, перестанет опасаться потериодного ребенка. Короче, я зря полезла в психологию. Тебе важно другое: отецникогда бы не развелся с твоей матерью, он терпел все истерики Николетты. Нобыло одно, чего Павлуша бы никогда не простил жене: измена. И Николетта зналаоб этом, она была безупречна в этом плане, во всяком случае, никаких слухов оней не ходило.

Я постарался не измениться в лице; пару летназад, совсем случайно, я узнал кое-что о личной жизни маменьки,[21] но сейчас нетнеобходимости вспоминать ту историю.

– У Павла был еще один пунктик, –продолжала Ольга Ивановна, – чистота рода Подушкиных. Он женилсядостаточно поздно и на непорочной девушке. В свое время твой дед рассказалПавлу, что в организме женщины сохраняется память о всех ее партнерах. Если тыведешь под венец разведенку или гулящую особу, то потом получишь от нее ребенкас кривой генетикой. Вроде дитя твое, но в нем отпечатаются гены прежнихлюбовников жены. Я понятно объясняю?

– Слышал подобную теорию, – кивнуля, – но она эфемерна, нет никаких научных данных, подтверждающих илиопровергающих ее. Врачи-фашисты проводили эксперименты в концлагерях сзаключенными женщинами, но так ничего и не выяснили.

– Павлик поверил своему отцу, –перебила меня Ольга Ивановна, – вот почему он женился на Николетте. Табыла невинной девушкой!

– Помилуй бог! – не выдержаля. – Маменьке на момент замужества исполнилось немало лет!

– Она обманула Павлика, – прошепталаОльга Ивановна, – я ведь узнала совершенно все! Выяснила до ниточки!

– Сделайте одолжение, расскажите, –взмолился я, – вы же небось знаете и про моего брата!

Библиотекарша обхватила себя за плечи.

– Ты уверен, что хочешь это услышать?Иногда лучше не знать правду, остаться в неведении, так спокойнее и комфортнеедуше.

– Говорите, – твердо сказал я.

Ольга Ивановна улыбнулась:

– В тебе много от Павла, думаю, он быответил так же. Прежде чем начать исповедь, хочу спросить, помнишь ли тыфамилию Севрюгов?

– Да, – удивился я. – Никита!

– Нет, Нестор.

– Точно! Друг отца, художник-инвалид,вроде он потерял во время Великой Отечественной войны ноги, сидел в коляске,практически не выходил из дома. Отец ездил к приятелю регулярно, а Николеттаникогда, она вообще недолюбливала друзей отца и постаралась избавиться от них.Надо сказать, маменька в этом преуспела, насколько я помню, в нашей квартирепостоянно толкались Кока, Мака, Люка, Зюка, Нюка, Пусик и иже с ними. К отцуприходила только редактор. Из близких у него остался один Севрюгов, думаю,потому, что он не покидал свой дом и никогда не заглядывал к нам.

– Это я, – прошептала ОльгаИвановна.

– Кто? – подскочил я.

– Севрюгов – это я, – повторилабабуля. – Мы с Павлушей придумали безногого инвалида!

В первую секунду я не понял, о чем толкуетОльга Ивановна, и переспросил:

– Нестор Севрюгов ваш муж?

Библиотекарша мягко улыбнулась:

– Я никогда не была в загсе. Человека поимени Нестор Севрюгов не существовало на свете, он был выдуман Павлом, чтобыиметь повод уйти на пару часов из дома!

Неожиданно в моей памяти всплыло воспоминание.Николетта готовит очередную вечеринку, в квартире дым стоит коромыслом. Тася инанятые ею в помощь две бабы носятся на помеле, сдвигая столы и вытаскивая избуфетов сервизы. Я затаился в детской, ничего хорошего от прихода гостей я неждал. Сейчас меня обрядят в неудобный костюм, застегнутую под горло рубашку изатянут на шее галстук. Как только в дверь начнут звонить первые гости,младшему Подушкину предписывается идти в прихожую, встречать друзей маменьки. Яобязан шаркать ножкой, целовать ручки дамам и, как обезумевший попугай,повторять:

– Маменька в гостиной, прошу налево.

– Ах, Вава, как ты вырос, –прозвучит в ответ, и очередная дама, ущипнув меня за щеку, поплывет по коридорув гостиную.

Затем мне предстоит несколько часов сидеть застолом, развлекая соседок справа и слева. Лишь после подачи десерта мнеразрешат откланяться и ушмыгнуть к себе в комнату. Но костюм снять нельзя,нужно и далее маяться при полном параде, потому что в любую секунду в детскуюбез стука могут ворваться Мака, Кока, Люка, Зюка и запищать:

– Вава! Тебе не скучно одному? Ах уроки!Прости, милый.

Затем дверь с треском захлопнется и раздастсятеатрально-трагический шепот:

– У Николетты сын замечательно воспитан,он далеко пойдет.

Не могу сказать, что я ненавидел журфиксы.Маменька непременно устраивала их два раза в неделю, я привык и относился кэтому как к неизбежному злу, вроде урагана или цунами. А вот отец норовилубежать. Нет, были дни, когда он садился со всеми за стол и щебетал с дамами:Новый год, Седьмое ноября, Первое и Девятое мая, день рождения Николетты. Но всамый обычный день, за час до появления первого гостя, папа шел в прихожую,громко объявляя:

– Севрюгов звонил! У него там что-топриключилось! Николетта, я ненадолго!

– Хорошо, милый, – с явной радостьюоткликалась маменька, которой муж во время суаре только мешал. – Долго незадерживайся!

Однажды я попросил отца:

– Возьми меня с собой!

Он слишком быстро ответил:

– Нестор живет в коммуналке, у негососеди-алкоголики, к тому же он инвалид с дурным характером, желчный и злой наязык, всегда подсмеивается над людьми, невзирая на их возраст. Тебе у Севрюговабудет некомфортно, и потом, нельзя оставить Николетту одну с гостями.