Читать книгу "Цветочный крест [= Роман-катавасия ] - Елена Колядина"

Лицо ее окоченело, да и по спине пробирал холод, но внутрь, в тело, он не проник. Жена вспомнила все, что открылось ей в сию божественную ночь, быстро съела очередной сухарь, вылезла из дупла и энергично пошла по дороге. Но сперва не в сторону поляны со входами в подземную деревню, а на другой берег Сухоны, к камню, под который заткнула она завертку с вышивкой небесных сфер по синему шелку, хрустальной скляницей с перекатывющемся внутри засушенным мандарином и маленьким эмалевым складнем.

Будь дело летом, ей не удалось бы пройти незамеченной, но зимой выходили тотьмичи на улицу позже, ибо скот выгонять на выпас не нужно было, на огороды идти так же нет нужды. Посему, прошла она к окраине незамеченной, быстро нашла большой валун у развилки, вытащила из снега свои сокровища и, уложив их в люльку, вновь той же тропой вернулась в Лешаков лес. На все ушло у нея не более двух часов, так что шеломель, сиречь горизонт едва окрасился розовым цветом, когда Феодосья постучала в маленькую дверку чудей.

Несмотря на столь ранний час, дверца было отворена очень скоро. Из темной, опахнувшей спертой воней дыры глядела снизу вверх маленькая бабуся, одетая в шкуру и тканье из крапивы. Как и всем пожилым людям, старушке не спалось по утрам, потому она вставала в полной темноте и, разведя огонь в очаге, дым из которого уходил в дыру в земляной крыше, готовила варево или грела то, что оставалось с прошлого дня.

— Я пришла, чтобы открыть вам истинную веру! — твердо сказал Феодосья.

Поскольку была она весьма чумазой на лицо, да и драные бедные одежды оставались от времен юродства, ее миссионерские помыслы были бы последним, в чем могла заподозрить гостью старая чудь. Решив, что бездомная девка просится пустить ее под кров, старушка, промолвив пару слов, спустилась по пенькам, бывшим ступенями, вглубь своего жилища, давая дорогу Феодосье.

Та смело взошла, вернее, снизошла в избушку и, встав посреди, между дверями, смотревшими на юг, и очагом у северной стены, вновь воскликнула:

— Хвать жить вам в безверии и поклоняться щурбанам (слово «чурбан» она вспомнила только что и весьма к месту)! Веруйте в триединого Бога!

Далее с чувством прочитала она две-три молитвы, замолчала и тут только увидала, что в углу на лежанке сидит малюсенький дед — едва ли до плеча Феодосье и с удивлением воззирает на нея.

— Чего это она? — спросил дедуля у бабуси на своем языке.

— А не то на постой просится, — разъяснила старушка.

— На что она нам? — ежели бы знала Феодосья иностранные языки, услышала бы вопрос старого чуди.

— А ни на что, — подумав, ответила бабуся.

— Ну, тогда пускай живет, — порешил дед. И на ломаном русском языке вопросил:

— Есть хотеть? Только у чуди мало.

Поразмысля, можно ли брать хлеб насущный из рук иноверца, Феодосья не нашла в сем ничего крамольного и села к очагу на пенек, приняв деревянную миску и ложку, ловко сплетенную из березовой коры. В миске оказалось варево из каких-то зерен с перетертыми в крошку сушеными грибами. Было кушанье без соли. На всякий случай отчитав «хлеб наш насущный» трижды, Феодосья съела все, подчистую.

— Ишь, трескает, не прокормить, — проворчала бабуся.

После еды Феодосья встала в углу и принялась беспрерывно читать молитвы. Дед и бабуся молча сидели на лежанке, лишь время от времени коротко переговариваясь. Когда крошечная щель в двери стала золотистой от яркого зимнего солнца, хозяева встали с лежанки и знаками повлекли Феодосью в темный проход в земле.

Отважная жена выставила вперед крест и пошла за чудями, едва обрисовывавшимися в подземелья благодаря слабому светильнику из пучка лучины в руках женщины. Феодосия с большим удивлением оказывалась все в новых и новых подземных избушках и по памяти насчитала их не менее семи. Везде оказались чуди с детьми или пары стариков. Всего язычников поганых было, пожалуй, под три десятка. Оне вопрошали бабулю и деда, приведших Феодосию. А та беспрерывно и с чувством обращала неверных в истинное православие. Когда Феодосья поцеловала крест и несколько раз вознесла его к земляному своду, чуди сообразили, чего она хочет. Полопотав, они о чем-то явно согласились промеж собой. Старые супруги обратным ходом провели Феодосью в свою землянку, там повесили на плече люльку, всучили в руки каменный горшок с угольями и быстро повели узенькой тропинкой, весьма запорошенной снегом и давно хоженой лишь зайцами, на другую поляну. Там, под еще одним вывороченным с корнем деревом обнаружилась землянка, по какой-то причине пустовавшая. Феодосью дружески завели внутрь. Дед принес охапку хвороста, бабуля развеля угольями огонь, положила в нишу, выдолбленную в стене, два туеса, как выяснилось позже, с сушеными грибами и брусникой, и, промолвив что-то, ушли.

Феодосья поняла, что Господь дарует ее домом. И, как смогла, обустроила виталище. В нишу в стене были уложены хрустальная игрушка, с которой тешился Агеюшка. В красный угол выставлены эмалевый складень и деревянный крест. Под ними установлена люлька. Вскоре на очаге закипел растопленный снег, и в кипяток была брошена сосновая хвоя с брусникой. Пошла самая приятнейшая воня, какая только может быть. И, напившись горячего навара, Феодосия впервые за несколько месяцев уснула в собственном жилище.

На следующее утро она встала под сосной на поляне, куда выходили дверцы подземных избушек и, подняв крест, принялась читать молитвы. После полудня к Феодосье подошел молодой чудь и вручил ей две вяленые рыбы.

Феодосья правильно истолковала, что сие — благодарность за то, что несет она язычникам слово Божье и, удовлетворенная, пошла в свою избушку.

К весне Феодосья водрузила на краю поляны крест из перевязанных лыком кольев. А к лету тайно решила, что теперь-то уж, в случае внезапной смерти, попадет она непременно в рай, где и встретит дорогих ей Агеюшку и Истому.

Светла вера твоя, Феодосья!..

Глава двадцать вторая СМЕРТЕЛЬНАЯ

— Кто здесь? — удивленным гласом вопросила Феодосья.

Она спросила сие не сразу — зело велико было ея недоумение от стука в ставеньку из ивовой лозы. Сперва, когда постучало в дверку, в кол тонкой рябины, захлестнутой восьмеркой корья, Феодосья лишь приподняла голову от очага, уверенная, что стук произошел из-за ветра али зайца. Но заяц не мог нетвердым шагом перейти к окошку и стукнуть вновь, теперь уже покрепче и явно древком али батагом. За все время ее житья в лесу, гости пришли к избушке Феодосьи впервые. Да кто же сие может быть?

Феодосья легким, как след заячьей лапки, шагом подошла к порогу и слабо глянула в щель.

Сквозь прорехи в сплетенной из корья дверке узревши она бывшее когда-то черным платье, похожее на рясу, и старушечье лицо в свинцовых, склизлых, как червивый гриб, пятнах, с темным ртом. Коли не эти пятна, как если бы старушка ела чернику и перемазалась, то гостья выглядела бы смиренно и опрятно.

— Не бойся, чадушко, отвори, нет здесь лихих людей, — попросил слегка дребезжащий, но ласковый, как колыбельная, голос.