Читать книгу "День, когда явились боги - Эрих фон Дэникен"

Попасть в погребальную камеру можно, только спустившись в нее из Храма Надписей.

Надгробная плита из Паленки

В своей первой книге, «Воспоминания о будущем», я с восторгом описывал странное существо, представленное в самом центре этой плиты, считая его изображением астронавта, сидящего в своеобразной космической капсуле и управляющего всевозможными приборами. Позади него, считал я, показаны языки пламени, символизирующие в данном контексте огонь, вырывающийся из сопла ракеты.

Реакция на подобное заявление оказалась весьма неожиданной. Поначалу почтенные специалисты попытались обойти молчанием гипотезу какого-то там профана. Но после того как моя книга получила всемирное признание и на ее основе был создан одноименный фильм, а толпы туристов устроили настоящее паломничество в Паленку, чтобы собственными глазами увидеть моего астронавта, «башня из слоновой кости», где вдали от мирской суеты трудятся светила науки, вдруг превратилась в подобие потревоженного пчелиного улья. И хотя мне не доводилось слышать, чтобы хоть один археолог публично высказал согласие с моими «еретическими» взглядами, тем не менее в 1973 г. в Паленке состоялся научный конгресс, на котором всезнающие ученые мужи попытались дать связное объяснение тому, что же, собственно говоря, по мнению академической науки, изображено на этой загадочной надгробной плите. Удовлетворительного объяснения найти так и не удалось. Я же был подвергнут дисквалификации.

Со дня появления моей первой и во многом спонтанной книги прошло 20 лет. Десять лет спустя, в книге «Мой мир в рисунках», я немного поумерил свои восторги. Я научился сдерживать себя, но, как видно, недостаточно. Увы, я по-прежнему видел в существе, изображенном на надгробной плите, подобие астронавта, сидящего в некоем летательном аппарате, оборудованном по последнему слову техники. А что же сегодня?

Сегодня я знаком со всеми основными публикациями, посвященными надгробной плите, знаю, что означают отдельные иероглифы, высеченные на ней. Более того, я приобрел основательные познания в календаре майя и даже попытался — by the way[47], как говорят американцы, — освоиться с представлениями, бытующими в области трактовок древних пиктограмм. И в конце концов я понял, что колосс археологических толкований стоит на шатких глиняных ножках.

Нет никакого сомнения в том, что на надгробной плите из Паленки присутствуют иероглифы и картинки-пиктограммы — которые были известны и в других центрах культуры майя — с изображением птицы кецаль (сегодня эта таинственная птица красуется на гербе Гватемалы) или так называемого Креста Жизни. Поистине, для того чтобы увидеть в изображении сидящего человека голову птицы кецаль, надо обладать специальными очками, которыми пользуются археологи. В Кресте Жизни иногда видели древо жизни, а иной раз — Крест — символ четверичного деления Вселенной. При подобной трактовке совершенно ясно, что в той школе, где учились ее приверженцы, истинным считалась только одна точка зрения, естественно, принадлежавшая ее профессору. Тем не менее самые разные школы единодушно сходятся во мнении, что письмена, высеченные по краям надгробной плиты, еще почти не расшифрованы и что их окаймляет некая полоса. Расшифрованы только отдельные иероглифы — знаки дат, астрономические символы Венеры, Солнца, Полярной звезды и Луны. А относительно того, кого изображает фигура сидящего человека в центре композиции, существует немало самых фантастических предположений. Чего стоит хотя бы «борода бога грозы»!

Против предположения, что на плите изображен бог маиса Йюм Кокс, выступает Марсель Брион. Он пишет:

«В центре надгробной плиты представлено изображение некоего человека, возможно, это портрет покойного. На нем — множество украшений; туловище отклонено назад; неизвестный сидит на огромной маске, изображающей бога земли и смерти».

Пьер Иванофф видит в этом рельефе нечто совсем иное:

«Символическое значение этого интереснейшего рельефа… во многом остается загадкой. Согласно верованиям майя, бог смерти благодаря своей связи с потусторонним миром считался и богом плодородия земли. Человек, изображенный над ним, своей устремленной вперед позой выражает пробуждающуюся жизнь. Его лицо напоминает лик бога маиса, поэтому его можно считать воплощением плодородия природы. Авторитет и могущество выражает особый церемониальный жезл, символизирующий четверичное деление Вселенной — крест, служащий одновременно и символом мира, времени и круговращения бытия. Наконец, птица моан символизирует смерть».

Мирослав Стингл видит этот образ через свои собственные очки:

«…обращает на себя внимание фигура молодого человека, в котором преставлен образ не некоего конкретного лица, а человека вообще, то есть персонификация рода человеческого. Из его туловища вырастает крест, символизирующий пробудившийся к жизни маис. Из листьев маиса по обеим сторонам спускаются двухголовые змеи… Тело юноши — символ пробуждающейся жизни, но сам он восседает на маске смерти — отрубленной голове некоего фантастического зверя, из пасти которого торчат острые клыки».

А доктор Альберто Руз Луильер видит здесь:

«…молодого мужчину, сидящего на огромной маске чудища-Земли… перед его туловищем расположен крест, практически идентичный знаменитому кресту из другого храма в Паленке. Из двухголовой змеи вырастают некие мифологические образы, наверху — изображение птицы кецаль с маской бога дождя. Смеем предположить, что эта сцена отражает основные положения религии древних майя…» Новейшие публикации придерживаются мнения, что на плите, скорее всего, изображен индейский жрец или царь майя, возможно даже — сам правитель Пакаль, во всяком случае, некая влиятельная фигура, выпадающая из оскаленной пасти чудовища. А то, что я по наивности принимал за языки пламени, вырывающиеся из сопла, на самом деле представляет собой «четко идентифицируемое хтоническое (связанное с силами земли) чудовище». Что ж, видно, мне придется сходить к врачу-окулисту, но в таком случае мне должен составить компанию знаменитый археолог Поль Риве, ибо он усматривает в этом изображении «стилизованную бороду бога грозы»!

И вот, после пересказа всей этой чуши и чепухи, высказанной учеными мужами, мне хотелось бы вновь поговорить о надгробной плите из Паленки. Поскольку плиту, как мы уже знаем, больше не разрешают фотографировать, я хочу воспользоваться своим правом обсудить детали ее очень близкой к оригиналу копии — каменного рельефа, который один индейский мастер-камнерез, проживающий в Паленке, изготовил специально по моему заказу несколько лет назад. Для этого ему потребовалось несколько месяцев кропотливого труда.