Читать книгу "Застигнутые революцией. Живые голоса очевидцев - Хелен Раппапорт"

Некоторые небольшие чудеса, однако, все же еще случались на фоне общей тоски по вожделенным продуктам. Каждый день кондитер ресторана гостиницы «Астория» делал французское тесто (бог знает, где он исхитрялся доставать для этого муку), и «каждому постояльцу было разрешено приобретать два пирожных по сорок копеек каждое»; если Флоренс Харпер удавалось подкупить официанта, то она могла приобрести больше. Кроме того, вся американская диаспора знала, что около четырех часов дня в “Cafe Empire” можно было, если повезет, купить свежеиспеченные белые булочки и кофе с молоком. Это было не то место, где следовало появляться почтенным женщинам, но Флоренс Харпер все равно туда ходила, особенно тогда, когда накануне вечером у нее не было ничего поесть (что случалось достаточно часто). Однажды тем летом ей пришлось провести без еды тридцать часов{667}.

Многие мужчины-американцы скучали не только по своей любимой еде, но и по национальным видам спорта, причем настолько сильно, что, например, молодые клерки из Петроградского филиала Государственного муниципального банка Нью-Йорка обратились в головное отделение банка в Нью-Йорке с просьбой прислать им «коробку с бейсбольными принадлежностями». Они организовали импровизированный матч в переулке между зданием своего банка и Мраморным дворцом, бывшим домом великого князя Константина. Полиция вскоре прогнала их оттуда, и они использовали для игры находившееся неподалеку Марсово поле. «Наши перебежки, броски и удары привлекли большую толпу солдат и гражданских лиц, – вспоминал Лейтон Роджерс. – Они подошли к нам так близко, что мы рисковали попасть в них, но они даже не подозревали об этом, пока одному мальчишке мяч, отбитый за лицевую линию, не угодил прямо между глаз». Роджерс был удивлен, услышав, как из толпы выкрикнули с американским акцентом: «Эй, парни, вы откуда?» Как оказалось, вопрос задал один русский, проживший пять лет в Бостоне, где он стал «фанатом «Ред Сокс»»{668}.

У сотрудников посольства США, однако, оставалось мало времени для отдыха. Дж. Батлер Райт и посол Фрэнсис были настолько заняты, что обсуждать различные посольские проблемы им удавалось лишь по дороге в Мурино (куда они иногда выезжали играть в гольф) и обратно{669}. На посольство навалилось столько работы, что его сотрудники просто физически не могли справиться с таким ее объемом. Райт писал в этой связи: «Комиссары, посетители, коммерческая реклама, железные дороги, выдача преступников, стоимость земельной собственности, военные приготовления, военно-морская статистика, финансы, паспорта, смягчение условий содержания заключенных, реклама кинематографии, мощность печатных станков, меблирование квартир и их ремонт, утраченные паспорта, цензура, перлюстрация почты, мощности причалов и портов, портовая пошлина, маячные суда, снабжение продовольствием, забастовки, деятельность угольной промышленности, курьеры для почтовых отправлений, трансокеанские кабели и т. д. и т. п. – вот из чего складывалась ежедневная работа нашего посольства в эти дни»{670}.

Необходимо также упомянуть о необходимости организации завтраков, обедов и ужинов для находившихся с визитом официальных представителей США, которые продолжали приезжать в Петроград после того, как железнодорожная делегация во главе с Джоном Ф. Стивенсом и делегация госдепартамента США во главе с Элиу Рутом ввели их в заблуждение относительно реальной ситуации в городе, вновь оказавшегося накануне возобновления беспорядков. «Даже самые безудержные оптимисты были вынуждены признать, что у Временного правительства весьма слабые позиции», – писала Флоренс Харпер в июне 1917 года. Большевики, находясь по-прежнему в меньшинстве и уступая по влиянию эсерам и меньшевикам, недавно, на Первом Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов, устроили демонстрацию силы. На этом съезде Ленин выступил против продолжения войны, заявив, что она является «продолжением буржуазной политики», укоренившейся в империализме, и ничем больше{671} [79]. Однако его попытка поставить Керенского в безвыходное положение, после того как тот призвал предоставить ему полномочия начать новое наступление на фронте, не увенчалась успехом. Стремясь активизировать патриотические чувства, Керенский в мае совершил поездку по Юго-Западному фронту, где, используя свой ораторский дар, неоднократно выступал перед войсками с зажигательными речами. 16 июня он приказал начать массированный артиллерийский обстрел переднего края противника, а спустя два дня – наступление в Галиции. Это июньское наступление, получившее название «наступления Керенского», стало последним усилием Временного правительства добиться чего-либо.

В это время Лениным и большевиками в столице были организованы крупные антивоенные демонстрации. В конце июня членам делегации Элиу Рута посоветовали в интересах их собственной безопасности переехать в Финляндию. «Диаспора союзников в Петрограде была разочарована и крайне недовольна, – писала Флоренс Харпер. – Иностранцы, проживавшие в российской столице, знали, что, если бы только делегация пробыла здесь еще немного, она стала бы свидетелем массовых беспорядков, которые убедили бы ее в том, насколько слабым в действительности было Временное правительство»{672}.

Глава 11

«Что скажет диаспора, если мы сбежим отсюда?»

Во время Февральской революции Кронштадт, крепость на мрачном острове и военно-морская база в устье реки Невы в тридцати километрах от Петрограда, стал местом одной из самых кровавых и жутких расправ, когда 30 000 матросов, взбунтовавшись, убили адмирала и шестьдесят восемь офицеров, элиту Императорского флота. Считается, что эта жестокая оргия убийства стала местью за суровую дисциплину, принятую на царском флоте. С тех пор вооруженный захваченным во время беспорядков оружием Кронштадт стал военным оплотом революции, чем умело воспользовались большевики. Не считаясь с властью Временного правительства, революционные элементы захватили в Кронштадте корабли в доке и арсенал и создали свой собственный Совет, в котором преобладали большевики и который действовал совершенно самостоятельно, пока, наконец, в конце мая не перешел под контроль Петроградского Совета{673}. Кронштадт был опасным, беспокойным местом, из которого большевики рассчитывали в ближайшие дни получить основную поддержку; именно его Флоренс Харпер и Дональд Томпсон хотели как следует изучить.