Читать книгу "Лучше поздно! - Жиль Легардинье"

– Я не лгал ей. Как раз наоборот. Можешь прочитать тетради, ты увидишь, что я не делал ничего иного, кроме как попытался ее узнать, защитить и помочь.

– Плевать мне на ваши тетради! Эмма – не лабораторная крыса, чтобы ее изучать!

– Ромен, прошу тебя. Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, но…

– Нет, вы не понимаете! И вы еще имели наглость сказать мне, что никогда никого не обманывали! А я поверил!

Молодой человек отвернулся. Он подавил нечто похожее на рыдание. Когда он снова повернулся к доктору, в его взгляде читалась не только жесткость, но и грусть.

– Знаете, что больше всего меня убивает?

– Скажи.

– Я вам доверял! Я слушал вас. Слепо следовал за вами. Мне было понятно, почему Эмма так восхищается вами. Я даже иногда хотел, чтобы мой отец был на вас похож! Можете быть довольны, вы здорово меня облапошили. Меня от вас тошнит.

– Ромен, с той самой минуты, когда я узнал тебя по-настоящему, я делал для тебя все, что было в моих силах. Разве у тебя возникла хоть одна проблема из-за моих советов или действий?

– Ни одной, до тех пор, пока я не узнал, что был всего лишь марионеткой, помогавшей осуществлять ваши планы по сближению с дочерью.

– Ошибаешься. Эмма даже не знает, что я существую.

– Что ж, самое время ей узнать об этом. Наведем порядок в этом бардаке. Я ткну вас носом в вашу наглую ложь.

– Нет, прошу тебя! Не делай этого.

– Почему?

– Ты причинишь мне боль, но не это самое страшное. Эмма тоже будет страдать. Я тебе говорил, я уже не имею значения, но она… Подумай о том, что она считает отцом мужчину, фамилию которого носит. Ты разрушишь ее семью…

– Очередное вранье.

– Ромен, обещаю тебе, если ты оставишь все в тайне, я исчезну. Ты больше никогда обо мне не услышишь. Я уеду обратно в Индию или куда-нибудь еще, и делай что хочешь, но умоляю, ничего не говори Эмме. Я никогда ничего для нее не значил. Пусть так и будет.

Обессилевший Тома прислонился к стене и, словно защищаясь, закрыл лицо руками. Зажмурившись изо всех сил, он не хотел больше ни видеть, ни слышать, ни еще меньше – чувствовать. Он был так измучен, что отдал бы все на свете, лишь бы остановить время на несколько минут, чтобы перевести дыхание, понять, где север, а где юг, очнуться от этого кошмара. В чем еще он мог признаться Ромену?

Глухой стук заставил его открыть глаза и вернуться в реальность. Ромена в комнате уже не было. Доктор принялся молиться, чтобы звук, который он услышал, не был стуком закрывающейся наружной двери. Внезапно с улицы донесся шум мотора. Ромен уезжал. У Тома внутри все похолодело. Он бросился вслед за ним, но когда, запыхавшись, выбежал на улицу, машина молодого человека уже превратилась в далекий огонек.

97

– Прескверный вечерок. Правда, доктор?

Растерянно стоявший посреди улицы Тома резко обернулся и увидел Франсиса, который сидел на ступеньках у входа в дом престарелых.

– К тому же я уверен, что вы не взяли свои ключи, – добавил Полковник. – Если бы не я, вы бы остались снаружи совсем один.

– Вы все слышали?

– Хочу вам напомнить, что сейчас моя очередь нести вахту, слушать входит в мои обязанности. Как вы, держитесь?

– Приходится. Как Аттила?

– Спит. Забавно, его ритм дыхания синхронизировался с котом и Майклом. Все трое сопят в такт. Этому наверняка есть какое-нибудь научное объяснение.

Тома подошел к месье Ланзаку и сел рядом с ним, со вздохом проведя рукой по волосам.

– Если бы я был одним из ваших новобранцев, что бы вы мне посоветовали?

– Мне непросто вам это говорить, но понятия не имею. – Все так серьезно?

– Доктор у нас вы.

– Подумать только, возможно, он уже мчится к Эмме, чтобы все ей рассказать…

– Не думаю, что он это сделает. Но в вашем состоянии лучше, если вы будете этого опасаться.

– Почему вы хотите, чтобы я мучился?

– Потому что, пока вы беспокоитесь о том, как он поступит, вы живы. Так всегда бывает. Страх за себя разрушает, страх за любимых придает смелости.

– Это ужасно. Наблюдать, как живут люди, и говорить себе, что тебе не место рядом с ними. Убедиться, что, несмотря на всю любовь, которую ты можешь им дать, от тебя нет никакого толку…

– Думаю, все родители рано или поздно испытывают подобные чувства.

– Именно это я ощутил сегодня вечером, думая об Эмме.

– Именно это я чувствую сейчас по отношению к вам. Знаете, док, с тех пор как вы приехали, я вижу, как вы постоянно спрашиваете себя, что значит быть отцом. И, наблюдая за вами, я, наверное, нашел ответ. Я думаю, быть отцом – это значит отдавать все, не считая, говорить все, не утаивая, и смириться, когда те, кому вы это даете, распоряжаются вашим даром не так, как вы надеялись.

– Вы замечательный папаша, даже без патронов.

– Знаете что, док? Никогда не нужно говорить молодым, чем все кончится, пусть они сами познают жизнь. Давайте дадим им шанс с удивлением открывать для себя любовь, жестокость этого мира, все, что дает каждый возраст и даже смерть. Пусть жизнь станет для них приключением, а не гладкой дорогой с указателем на каждом повороте. Мы им мешаем, мы учим их своим страхам, демонстрируем свои поражения, лезем с наставлениями. И мы совершенно не способны дать им увидеть наши радости и надежды, которые между тем оправдывают все.

– Если им ничего не говорить, они всегда будут начинать с нуля. И никогда не продвинутся вперед.

– Ошибаетесь. Вот увидите, они сделают лучше. Каждый раз на арену будет выходить кто-то способнее нас и забираться значительно дальше нас.

Полковник вдохнул зимний воздух.

– Ну и денек сегодня выдался. Однако никто не получит ни медали, ни увольнительной на выходные.

– Спасибо, Франсис.

– Не за что, сынок. Скажи, ты же не всерьез решил уехать?

– Если будет нужно, я готов.

– Все здесь очень расстроятся, а кое-кого это просто убьет…

Мужчины посмотрели друг на друга.

– С тех пор как ты у нас появился, Полин стала другой. Раньше она просто выполняла свою работу, сейчас она живет. Благодаря тебе. Куда бы ты ни отправился, не будь дураком, возьми ее с собой.

– Но…

– Только прошу тебя, не надо этих фраз о том, что «уже слишком поздно» или «я ничего собой не представляю». Неважно, преуспел ты в жизни или проиграл, – в любом возрасте можно встретить родную душу.

Тома опустил глаза.

– Вы думаете, Полин согласится…

– Да как можно столько лет учиться и остаться таким балбесом? Вы созданы друг для друга, думаю, даже кошки это заметили.