Читать книгу "Эрнест Хемингуэй. Обратная сторона праздника. Первая полная биография - Мэри Дирборн"

Хэдли узнала о Полин в апреле, вскоре после того, как Хемингуэи вернулись в Париж. К тому времени Эрнест и Полин тайно встречались, хотя Хэдли, и это невероятно, ничего не подозревала. Полин и ее сестра Джинни пригласили Хэдли в поездку на автомобиле в долину Луары посмотреть замки. Поскольку она никогда там не была, Хэдли очень хотелось поехать; потом, раздумывая обо всем случившемся, она поняла, что Пфайфферы пригласили ее поделиться новостью о Полин и Эрнесте. Полин в поездке была унылой и необычайно раздражительной. Оставшись с Джинни наедине, Хэдли спросила, согласна ли та, что Полин и Эрнест «ужасно хорошо» ладят друг с другом. В ответ Джинни осторожно заметила, что, наверное, эти двое «очень любят» друг друга. «Вот так она сказала об этом, – вспоминала Хэдли. – Как будто уведомила. И тут я овладела ситуацией. Внезапно мне все сразу стало ясно».

Сразу после поездки, которая продолжилась уже неловко, Хэдли открыто поговорила с Эрнестом. В ответ (и это кажется невероятным с любой точки зрения) он разозлился на Хэдли. Ей не следовало выносить это на обсуждение, говорил Эрнест, она должна была оставить все как есть – с любовницей Эрнеста на стороне. В последовавшем споре Эрнест настаивал, что все продолжалось бы гладко, если бы Хэдли не начала обсуждать случившееся. «Почему мы не можем жить дальше так же, как жили?» – спросил он Хэдли. Хэдли, вполне логично, возразила, и спор продолжался, то стихая, то возникая с новой силой, еще несколько дней. Когда Хэдли рассказала о нем своему биографу, ее версия подтвердилась замечаниями Эрнеста, которые он сделал в письме к своей старинной чикагской подруге Изабель Симмонс-Годолфин вскоре после. Приняв интонации искушенного изменника и приврав насчет срока романа, он писал, что у него были отношения не с одной женщиной многие «годы» и теперь он в ужасно неприятном положении. Хэдли не должна была ничего говорить, добавил он. Но раз сказала, вся эта отвратительная ситуация – ее вина. Невероятно, но Эрнест выступал в качестве потерпевшей стороны. Мы можем утверждать, что для него это был единственный способ стерпеть подобное двусмысленное положение и единственная возможность справиться со своей виной. Так, постепенно, все чаще, Эрнест начнет возлагать вину за все, что в его жизни шло неправильно, даже за то, за что сам нес ответственность, на других людей.

У Хэдли было немного друзей и всего одна сестра, которую она не любила, и потому она была крепко привязана к Эрнесту и ребенку. Прежде она была счастлива в браке. На этом этапе она даже не стала обдумывать план действий, а просто решила ничего не решать. Она позволила всему идти своим чередом (помнила ли Хэдли, как Зельда сказала ей: «Вижу, что в семье Хемингуэев ты делаешь то, что хочет Эрнест»?). Может быть, она думала, что связь Эрнеста и Полин скоро закончится, однако их роман продолжался. Оглядываясь назад, она поняла, в какой момент осознала, что у их брака больше нет будущего. Эрнест не то чтобы слегка нагрешил. Если бы он сбился с пути истинного, это была бы исключительно важная проблема. Но католическое воспитание Полин, с его строгим моральным мировоззрением, служило подтверждением, что Эрнест разделял ее весьма серьезные взгляды на ситуацию. Их будущий брак, можно сказать, был почти предрешен.

Итак, все продолжали вести себя как раньше. Эрнеста это полностью устраивало – ему было комфортно притворяться, будто про них с Полин никто ничего не знает, а Хэдли цеплялась за надежду, что роман еще может изжить себя. Позже она рассказала, что Полина попросила ее встретиться с ней и поговорить, но Хэдли отказалась, опасаясь, что умная Полина одержит над ней верх при любом раскладе разговора. Вскоре, к счастью для Хэдли, Полин уехала навестить дядю Пфайффера и его семью в Италию. Эрнест тем временем отправился в Мадрид, как и планировал, рассчитывая, что Хэдли вскоре присоединится к нему. По ряду причин, в том числе из-за небывало холодной погоды, бои быков, на которые он и спешил в Мадрид, были отменены, и Эрнест все это время писал лежа в постели. Драме между мужем и женой еще предстоит разыграться.

* * *

Тем временем Эрнест продолжал энергично писать. Май был в особенности удачным месяцем. В постели в мадридском отеле Эрнест написал два своих лучших рассказа, «Десять индейцев» и «Убийцы», а также крайне плохую одноактную пьесу «Сегодня пятница», о трех римских солдатах, выпивающих вместе в ночь после Распятия. Он ожидал выхода «Вешних вод» к 28 мая, когда понял, что хочет написать Шервуду Андерсону, своему бывшему наставнику и главной цели своей пародии. Письмо, датированное 21 мая (почти последняя возможность любезно рассказать Андерсону о пародии до появления книги), представляет собой замечательный документ. Эрнест переходил от наступления к обороне, от приговора к приговору. «[«Воды»] – это шутка, которая не должна быть убогой, – писал он, – и она совершенно искренняя». С изощренной логикой он пытался убедить Андерсона, что понимает, как все это выглядит («конечно»), будто он встает в один ряд с Беном Хехтом и «умными евреями», которые критиковали последний роман Андерсона. Признавая, что Андерсон всегда был «замечательным» с ним и помогал «как дьявол» со сборником «В наше время», Эрнест говорил, что претворял в жизнь «непреодолимую потребность набить тебе морду с благодарностью истинного писателя». Изложив еще несколько противоречивых аргументов, он добавил, что надеется, Андерсон сочтет «Воды» смешной книгой, и слал наилучшие пожелания миссис Андерсон от Хэдли и от него самого. Позже Андерсон сказал, что письмо Хемингуэя показалось ему «самым неловким и высокомерным», которое когда-нибудь один литератор писал другому.

Как и следовало ожидать, «Вешние воды» получили смешанный прием, хотя отзывы в целом были благоприятными. Аллен Тейт из «Нейшн» в июльской заметке расточал похвалы: «[Сборник] «В наше время» доказал, что Хемингуэй мастер…иронии. Такая ирония особенно подходит вневременной сатире, характерной для Дефо и Свифта, и успешное ее применение Хемингуэем в «Вешних водах» – триумф, а не сюрприз».

Тейт признавал, что книга пародировала «Темный смех» и в первом же предложении рецензии сообщал, что Хемингуэй написал ее за десять дней, однако восхищение его было не безоблачным. Гарри Хансен из «Нью-Йорк уорлд» считал, что Хемингуэй не попал в цель: «Рассказы удаются ему лучше» – и эта претензия будет высказана не в последний раз. Некоторые другие замечания Хансена были еще более неприятными. Он отмечал, что целью Хемингуэя был Андерсон и что книгу выпустило издательство «Скрибнерс», а не «мистер Ливрайт», и пытался понять, почему Хемингуэй покинул Ливрайта: «Следовательно, мистер Скрибнер может объявить, что он издаст первый роман Хемингуэя осенью». Очевидно, Эрнест был поглощен успехом книги, когда он, приукрашивая события, заверял отца, что «Воды», пародия на автора, которого они с Грейс не читали, получила более ста рецензий и все положительные.

Понятно, что настоящий успех зависел от романа, который должен был выйти в «Скрибнерс» осенью. Рукопись, которая теперь называлась «И восходит солнце», Эрнест отправил издателю в конце апреля. Видимо, это был еще не окончательный вариант, потому что Эрнест существенно переработает рукопись на стадии корректуры после чрезвычайно напряженного обмена мнениями со Скоттом Фицджеральдом. Тот напишет ему длинное письмо в июне, возражая в самых сильных выражениях против первых шестнадцати страниц книги. Все данные свидетельствуют о том, что Фицджеральд сыграл решающую роль при редактировании рукописи. Обладая инстинктом первоклассного писателя и превосходного читателя, он сразу же увидел, что не так с «И восходит солнце». Впрочем, сказать об этом Эрнесту было половиной дела.