Читать книгу "Испанский жених - Виктория Холт"

– Ступай в свои апартаменты.

– Не пойду. – Карлос нахмурился. – Пустите меня! Мне нужно видеть ее.

– Карлос, успокойся.

– Вы не можете мне запретить. Я… я ее друг.

– А я ее супруг, – сказал Филипп.

Подозвав к себе двоих стражников, он велел им отвести дона Карлоса в его апартаменты и вплоть до особого распоряжения не выпускать оттуда.

Карлос с ненавистью посмотрел на отца. Двое дюжих охранников взяли его под руки и повели по коридору, а Филипп отворил дверь в покои королевы.

Она открыла глаза и через силу улыбнулась. Взмахом руки он отослал прочь лекарей и прислугу. Ему не хотелось, чтобы они стали свидетелями сцены, которая могла разыграться в этой комнате.

Происходящее она осознавала ровно настолько, чтобы понимать, какой опасности он подвергался, войдя к ней.

– Вам нельзя находиться здесь, – сказала она.

– Изабелла…

Он смутился и замолчал. Затем продолжил:

– Изабелла, я хотел сказать вам… И снова замолчал.

Она улыбалась, но смотрела на Филиппа каким-то мутным взглядом – и даже как будто не на него, а на кого-то, стоявшего за его спиной. Он оглянулся – там никого не было.

– Изабелла, – наконец сказал он, – не умирайте. Вам нельзя умирать.

– Да… – чуть слышно прошептала она. – Нужное еще многое сделать… для Франции.

– Изабелла, посмотрите на меня. Я пришел, чтобы поговорить с вами.

В ее глазах что-то прояснилось.

– Вам нельзя оставаться здесь! – воскликнула она. – Вы можете заразиться и умереть!

Теперь настала его очередь не обращать внимания на ее слова. Взяв руку Елизаветы, он поцеловал ее.

– Вы знаете, почему я пришел? – спросил он. – Я подумал, что вы почувствуете себя лучше, если увидите меня.

– Вам нельзя было приходить… Но вы очень добры ко мне… очень добры.

– Пожалуйста, Изабелла, постарайтесь… сделайте все возможное, чтобы поправиться… Не для Франции – для меня. Когда вы поправитесь, мы будем счастливы. Мы будем счастливы, Изабелла.

Казалось, она уже не слышала его слов. Поэтому он прошептал:

– Изабелла, я люблю вас. Поверьте, люблю вас, моя маленькая девочка.

Узнав о болезни Елизаветы, Екатерина де Медичи послала за небезызвестными братьями Космо и Лоренцо Руджери. Вскоре те приготовили мазь для втирания в кожу. Эта мазь со всеми необходимыми инструкциями по ее применению была незамедлительно переправлена в Испанию. Примечательно, что в сопроводительном письме Екатерина приказала французским служанкам своей дочери, обычно принимавшим всю почту с родины, уничтожить содержимое посылки сразу после выздоровления испанской королевы.

За здоровье Елизаветы она беспокоилась всегда – не только в эти тревожные дни. Дело в том, что почти все дети Екатерины страдали одним и тем же заболеванием кожи – державшимся в строгом секрете, – которое их мать считала проявлением наследственного недуга, послужившего причиной смерти ее свекра, Франциска Первого, и прозванного во Франции английской болезнью.

Как только Елизавета стала поправляться, Екатерина написала ей: «Дитя мое, не забывайте о том, что я сказала вам перед отъездом. Никто не должен знать, какой болезнью вы, возможно, страдаете. Если вашему супругу станет хоть что-нибудь известно, он и близко не подойдет к вам…»

Получив это письмо, молодая королева, уже достаточно окрепшая, снова слегла в постель. Служанки никак не могли понять причину ее переживаний. Они давали ей в руки зеркальце и не уставали повторять, что ее хорошенькое личико стало таким же чистым, каким было до болезни.

– Это все благодаря вашей матушке, – говорили они. – Если бы не ее мазь, неизвестно, что стало бы с вашей чудесной кожей.

Однако мысли о матери, как это ни удивляло служанок, ничуть не утешали королеву.

Разумеется, Елизавета не могла не радоваться своему выздоровлению – и в то же время, помня о ежедневных визитах Филиппа, представлявших смертельную опасность для него самого, она чувствовала свою вину в том, что не сказала ему о наследственном пороке, грозившем разрушить ее семейную жизнь.

Он по-прежнему навешал ее – приносил баснословно дорогие подарки, садился на постель, брал ее за руку и заботливо расспрашивал о ее самочувствии, – но она не осмеливалась начать разговор об этом, потому что не смела ослушаться своей матери.

Ей казалось, что Екатерина де Медичи незримо присутствует в ее комнате.

Ее окончательное выздоровление отмечалось торжествами во всей Испании.

Однажды она все-таки набралась храбрости и сказала:

– Филипп, я очень надеюсь, что когда-нибудь у нас будут дети, но иногда боюсь…

– Дорогая Изабелла, чего же вам бояться? Когда придет время, весь мир позаботится о ваших родах.

Он сам испугался своих слов: снова почувствовал себя юношей, стоявшим на коленях перед постелью умирающей Марии Мануэлы. Воспоминания о той короткой и трагической любви преследовали его всю жизнь, и сейчас он с тревогой подумал о том, как эта очаровательная девочка перенесет испытание, отнявшее у него Марию Мануэлу.

Увидев испуганное выражение его лица, она спросила:

– А вы чего боитесь?

Он промолчал, все еще находясь под властью нахлынувших на него воспоминаний.

Елизавета не могла понять, о чем он так напряженно думает.

– Я… я имела в виду совсем не то, – быстро проговорила она, – не боль, которую мне придется перенести. Я хотела сказать… что ребенка ведь может и не быть. Как известно, королевам роды даются труднее, чем остальным женщинам.

– И это все? Больше вы ничего не боитесь?

Она немного поколебалась. Затем, запинаясь, проговорила:

– Я опасаюсь… что я…

И снова замолчала – не могла избавиться от ощущения, что ее мать каким-то образом слышит их разговор.

– По-моему, вам не следует ничего опасаться, – мягко сказал Филипп.

– Но ведь мой долг велит мне рожать детей, а если…

– Да, таков наш долг, – с торжественностью в голосе произнес он. – Следовательно, будем надеяться, что в скором будущем у вас появится ребенок.

И, помолчав, добавил:

– Уверяю вас, когда придет срок, вы будете страдать не меньше, чем я.

Елизавета грустно улыбнулась и обняла его.

– Вы очень добры ко мне… – сказала она. – Очень добры… Вскоре из Франции пришла новая посылка. На этот раз в ней были портреты Марго. На них ее сестра выглядела очаровательной большеглазой девочкой с пухленькими губками и озорной улыбкой. Был и портрет самой Екатерины.