Читать книгу "На нарах с Дядей Сэмом - Лев Трахтенберг"

…Отметившись в кошерном списке у дежурного дуболома, я получил свой обычный утренний паек. В него входили две коробочки кукурузных хлопьев «Чириоз», пакетик дешевого кофе, два кусочка хлеба, немного джема и молоко.

Иногда нам добавляли пачку быстрорастворимой кашки: манной или овсяной. В случае особой удачи в запаянной от нечестивцев целлофановой упаковке красовался перезрелый и подгнивший фрукт: апельсин, банан или яблочко.

Начитавшись умных журналов, я понял, что даже тюремный завтрак являлся самым полезным приемом пищи за весь день, и старался попасть на него во что бы то ни стало.

До Форта-Фикс по утрам я почти никогда не ел, а обходился неспешным кофе часам к 11-ти.

«Лева, завтрак – это святое», – наставлял меня Игорь Лив, добровольный диетолог-инструктор. Он питался архиправильно, вдохновляя собственным примером неразумных зэков, недавно расставшихся с уличным гедонизмом.

Неевреи и неарабы завтракали сказочно вкусно. Во всяком случае, именно так мне поначалу казалось.

В обычной очереди, «main line»[246], по утрам подавали холестериновые деликатесы: поджаренные в многоразовом масле две аппетитно-коричневые гренки, залитые вязким и сладким сиропом. Иногда – перезрелую фруктозу в сочетании с манной, кукурузной или овсяной кашей.

Существовали и отклонения: бублики-«бейглз», засахаренные кукурузные хлопья, тонюсенькие гамбургеры, яичница или оладьи.

Утренняя закуска сопровождалась американским кофе – отвратительной бурдой из общего котла, разливаемой в не отмывающиеся от жира пластиковые стаканы. Чай почему-то отсутствовал – русские, китайцы и прочие любители приносили пакетики с собой.

Меню не менялось из недели в неделю. Мы наизусть знали, чем будут кормить в столовке сегодня, завтра и послезавтра. Я мечтал о бутербродике с индюшатиной, домашнем творожке, йогурте с кефирчиком, свежем соке и настоящих фруктах. Увы – в ближайшие четыре года ничего подобного мне не светило…

И по причине скудного завтрака я неожиданно полюбил ранее ненавистную мне овсянку. Этот «досадный» факт я упрямо скрывал от своих родителей, чтобы в очередной раз не услышать их подковыристую сентенцию: «Ведь мы тебе говорили!»

С выполнением родительских рекомендаций и советов («не пей, не кури, делай зарядку») я опаздывал на пару декад.

Не я первый, не я последний.

Доченька Соня также, как и ее папашка, ненавидела кашку, и во всем другом предпочитала учиться на собственных ошибках. Наблюдалась преемственность поколений, которой меня неодократно пугали мама и папа.

…В 10 утра появилась мисс Фрост – мой будущий босс.

Я сразу же запомнил ее в общем-то простую фамилию. Американский поэтический авторитет Роберт Фрост был у меня на особом счету. Когда-то я выиграл конкурс на лучший перевод его стихотворения, с которым будущий зэк гордо выступил на университетском фестивале «Студенческая весна».

Мисс Фрост оказалась невысокой тридцатилетней лесбиянкой с походкой Чарли Чаплина.

Офицерша носила низкосидящие темно-синие форменные панталоны, белую рубашку с вечно закатанными рукавами и короткую блондинистую прическу a la Гаврош. Бейсбольная кепка с карающим орлом на эмблеме, по тюремной моде повернутая козырьком в сторону, никогда не снималась с ее бледнолицей головы.

Она выглядела не как надзиратель, а как приблатненный подросток в колонии для несовершеннолетних.

Моя новая начальница была брутальна, маргинальна, нетривиальна и гомосексуальна.

Заключенные ее уважали – в отличие от других ментов, она работала с нами на равных, а может, даже и больше.

Несмотря на видимую невооруженным глазом и за три версты сексуальную ориентацию, зэки любили обсуждать, что бы они с ней сделали в постели. Почему-то все сходились во мнении, что именно с «ним» она бы обязательно переспала, забыв про свою природную девиацию.

Мне лично мисс Фрост представлялась с плеткой-семихвосткой в черном латексе и здоровенным дилдо в теле какой-нибудь пышнотелой гурии.

Именно от мисс Рост зависела участь моего дальнейшего кухонного трудоустройства.

Либо я, как Орфей, должен был спуститься в ад – раскаленный и мокрый посудомоечный департмент, либо в «святая святых» – внутреннюю кухню, либо на прибыльную «раздачу», либо на грязную уборку зала.

Поэтому по доброй советской традиции и по совету Зины с Давидкой я решил просить протекции у старшего товарища.

На этот раз моим заступником и благодетелем должен был стать старейший кухонный работник, бывший раввин и бывший цветочный король из Нью-Йорка Мойше Рубин.

К нему на аудиенцию я и попал накануне вечером.

Мойше сидел на шконке своей камеры – «люкс» для больных зэков на первом этаже отряда 3603.

Он читал Тору и на умирающего совершенно не смахивал. Наоборот, пылал оптимизмом, здоровьем и прущим отовсюду авантюризмом.

Особо талантливые зэки пробивали себе льготные двухместные камеры благодаря познаниям системы Станиславского. Рыжебородый пейсатый Мойше находился в их первых рядах.

Бесконечные посещения больнички, припадки, обмороки, конвульсии и битье в падучей иногда срабатывали – зэк отправлялся в спецблок для больных на первый этаж.

В Форте-Фикс мой новый знакомый досиживал свой восьмилетний срок и через месяц-другой возвращался к своему цветочному бизнесу. Он держал несколько магазинов в нью-йоркском «flower district»[247] Седьмой авеню, и импортировал в Америку цветы со всего мира.

Выпускник Вашингтонской школы раввинов погорел за финансовые шуры-муры и нелегальные безналоговые гешефты[248] на васильках и ромашках…

Шестидесятилетний Мойше пообещал невозможное – договориться с мисс Фрост о хорошей позиции для своего протеже: «Начнем с салат-бара, потом переведем тебя на кухню, а перед тем, как я уйду, попробую поставить тебя на свое место. Лучше и чище работы не бывает! Согласен, русски[249]?»

Криминальный ребе-цветовод заведовал приготовлением кошерной хавки для семитов и диабетчиков.

В дальнем конце внутренней кухни притулилась отдельная, герметически закрытая и сверхчистая комната. Именно там царствовали Мойше и его трижды очищенный помощник.

Никто другой туда не впускался, в противном случае приготовленная еда считалась «нечистой» и «несъедобной».

…За несколько лет до моего попадания на нары Верховный суд США обязал тюремное ведомство предоставлять своим «клиентам» кошерное питание.