Читать книгу "Бег по краю - Галина Таланова"

Чувствуя, что совершили преступление – а мы украли чужую макулатуру, – мы постарались улепетнуть со страшного места. Заметив нас, за нами в погоню бросилось несколько мужиков. Вскоре меня схватили за плечо. Меня, трясущегося от страха, подвели к черному сборищу. Пение прекратилось.

Заплаканная женщина – видимо, мать покойной – подала мне крупное венгерское яблоко и поцеловала в лоб. Она подвела меня к гробу и, пообещав много конфет, апельсинов и денег, велела целовать покойницу. Я залился слезами, умолял отпустить, но сектантки настаивали. Все снова запели молитвы на непонятном мне языке, а кто-то взрослый с силой пригнул мою голову к восковому лбу девочки в кружевном чепчике. Мне не оставалось ничего другого, как поцеловать, куда приказано.

Так я сделал раз, другой и третий, меня ободрили и велели повторять за начетчицей длинное заклинание на старорусском языке. Несколько выражений из него намертво врезались в мою память: «Я могла дочь породить, я могу от всех бед пособить».

Когда заговор закончился, мне велели взять свечку и покапать воском на грудь Наташиного синего, с красной оторочкой платьица. Затем мне подали два стертых медных кольца, велели одно надеть мертвой невесте на палец, другое надели на палец мне. Не выпуская моей руки, они двинулись к автобусу. Мы отправились на кладбище. По дороге женщина взяла с меня честное пионерское слово никому, по крайней мере, сорок дней не рассказывать об этом происшествии.

Первый ком глины бросила мать, второй поручили кинуть мне. Потом нас привезли к тому же подъезду – и мне вернули портфель, в который насовали каких-то платков и тряпок. Мне насыпали полные карманы конфет, вручили авоську фруктов и дали бумажку в десять рублей. Я за первым же поворотом выкинул колечко и платки в снег. На десять рублей я накупил книг про животных и монгольских марок.

Ближе к концу учебного года мертвая Наташа начала сниться мне чуть ли не каждую ночь, распевая нескладные песенки. Дальше моя мертвая невеста потребовала от меня – во сне, – чтобы я начал изучать магию и обещала научить меня всему. Требовалось лишь мое согласие. Я, естественно, был против. Летом я уехал в деревню – и ночные «посещения» прекратились.

Они возобновились в первую же ночь, как я вернулся в город. Наташа являлась ко мне словно бы в дымке, вскоре я начал чувствовать ее близость по специфическому холодку. У меня начались галлюцинации, по ночам я стал бредить. Врач, к которому обратились за помощью мои родители, объяснил это явление гормональной ломкой.

Так продолжалось около года. Наконец, Наташа объявила, что, если я и после этого не хочу изучать магию, она меня бросает. Дескать, впоследствии я буду искать ее и домогаться, но будет поздно. Тогда я был готов на что угодно, чтобы избавиться от ночного наваждения. Наташа научила меня, как «передать» ее одной из моих одноклассниц, на которую я имел зуб. Я совершил несложную магическую церемонию – и навеки распрощался с Наташей, получив вместо этого… неумеренный интерес со стороны той самой одноклассницы.

С тех пор каждый раз, когда я оказываюсь на кладбище «Красная Этна», я нахожу время сходить на могилку Наташи. Бабушка ее давно умерла, мать куда-то делась, и лет четырнадцать могилу поддерживал в порядке исключительно я один. Пару лет назад кто-то натыкал в Наташин холмик цветочков. Кто это мог сделать, кроме меня, остается полнейшей загадкой».

Она-то считала, что она в своей жизни уже всех похоронила, что больше в ее жизни не будет ямы, на краю которой ты стоишь, сжимая мерзлую землю в кулаке. Этот глухой стук, забивающий дверь в прошлую жизнь, уносящий твоих любимых туда, откуда до поры до времени тебе нет хода.

Лидия Андреевна все время завидовала верующим. У них встреча (или иллюзия на встречу?) была всегда впереди. Они знали, что еще все-все расскажут своим родным, как они жили тут без них. Твои близкие смотрят на тебя ОТТУДА, поддерживают. Советуют и ведут по жизни. А потом возьмут за руку – и поведут тебя по райскому саду, купающемуся в солнечных лучах. Будешь порхать бабочкой от цветка к цветку, наклоняясь над каждым соцветием и вдыхая новый чарующий аромат, – и в каждом таится загадка и предчувствие волшебства. Под ногами будет мягким ковром пружинить мох – и ты будешь снова радоваться, что вот, наконец, вы все вместе.

Ни в каком сне ей не привиделось, что встреча состоится еще на этой земле. Самое страшное было то, что эта встреча здесь ей была не нужна. Она не то чтобы распрощалась со своими близкими навеки, в ее памяти они всегда были как живые, но встретить свою дочь в этом мире, вернее ее фантом… Нет, к этому Лидия Андреевна совсем не была готова. То что ее дочь побывала в руках сумасшедшего, леденило кровь, временами ей казалось, что она сама скоро окоченеет, превратившись в камень.

Нашла дома одежду Василисы, которую сил не было разобрать до сих пор. Попросила сотрудников ритуальной службы переодеть дочь в родную одежду.

Хоронили девочку прямо из морга. Она никого не звала на эти похороны, понимая, что все люди давно простились с ее дочерью и жизнь у них бежит без нее равнодушной равнинной рекой.

Хоронить то, что когда-то было ее дочерью, пришли помочь два человека с ее работы и Илья.

Звонить Илье она сначала тоже не хотела, а потом передумала. Не потому, что считала, что не может ему не сообщить. Просто не могла удержаться от желания заставить пережить того тот шок, что пережила она.

– Завтра похороны Василисы.

– Что? – спросил Илья и положил трубку.

Она позвонила еще раз:

– Я не сошла с ума. Завтра похороны. Была эксгумация. Вынос в двенадцать часов из морга на улице Монастырской.

На другом конце провода долго молчали. Лидия Андреевна решила было, что произошло разъединение, но потом глухой голос выговорил:

– Хорошо, приду.

И снова она стояла на краю черной ямы, куда должны были опустить родное лицо, больше похожее на восковую мумию. И снова сыпал снег, но снежный покров не был таким глубоким, как в прошлые разы: зима только начиналась – и снег успел лишь припорошить землю. Кое-где из-под снега даже проглядывали желтые опавшие листья, напоминающие о том, что мы все однажды вот так же упадем с облюбованной ветки, с которой, казалось, намертво срослись, но которая уже не несет живительных соков.

Это было так все странно. Нереально. Ее дочь жила в ее сердце, и Лидии Андреевне совсем не надо было видеть ее мертвое, обтянутое желтой кожей лицо. На кладбище дул сильный ветер. Какая-то ворона прилетела на осину, успевшую вырасти с того дня, как опустили в черную яму ее дочку, и надсадно каркала, будто безуспешно прочищала горло.

Из могилы вытащили подгнивший гроб, обитый какой-то полуистлевшей половой тряпкой, имеющий пробоину в боку, словно лодка, напоровшаяся на подводное препятствие, и опустили туда новый, как сказали носильщики, очень легкий, неестественно легкий. Они никогда не опускали такой легкости в темноту.

Зачем судьбе было угодно послать ей еще этого безумного кукольника? Два раза хоронить своего ребенка? Ощущение было, что это и не ее дочь вовсе, а так призрак… Ей казалось, что над живой ее дочерью надругались.