Читать книгу "Живые и мертвые - Неле Нойхаус"

– Нет, – ответил он, и на сей раз ему не удалось уклониться от взгляда Боденштайна.

– А потом?

– Потом мамой занимались врач и санитары. Они перенесли ее в машину и уехали.

– Почему вы не поехали вместе с ними?

– Я… у меня ведь была собака! А с Хелен произошла настоящая истерика. Я позвонил деду, он приехал вместе с бабушкой, и мы с Хелен вместе с ними поехали в больницу. – Эрик Штадлер немного расслабился, вероятно, потому, что он действительно сказал правду.

– Что происходило в больнице?

– Мы долго не видели маму, только позже, в реанимации. Она была подключена к аппарату искусственного дыхания, к ней шло множество проводов. Никто не хотел нам говорить, что случилось. Дед устроил настоящий цирк.

– А где был ваш отец?

– За границей. Мы не могли дозвониться ему по телефону.

– Что произошло потом?

– Послушайте, – Эрик Штадлер наклонился вперед. – Я уже всего не помню точно. Прошло десять лет! У матери произошла смерть мозга. Ее мозг слишком долго не снабжался кислородом!

– Ваша мать лежала в начале или в конце своего маршрута пробежки? – продолжала выяснять Пия.

– Какое это имеет значение? – Эрик Штадлер с раздражением посмотрел на нее.

– Возможно, она упала всего лишь за пару минут до того, как вы с сестрой ее нашли. И не исключено, что она не сразу потеряла сознание. В этом случае мозг не слишком долго не снабжался кислородом.

– Я не понимаю, к чему вы клоните.

– Главный вопрос заключается в том, был ли ее мозг действительно необратимо поврежден из-за дефицита кислорода? – пояснила Пия. – Вы говорите, что сразу начали делать искусственное дыхание, а потом этим занялись санитары. В больнице ее подключили к аппарату искусственного дыхания.

Эрик Штадлер пожал плечами.

– Как обычно. Да, было именно так, – сказал он. – Врачи констатировали смерть мозга. Кровоизлияние в мозг необратимо повредило ствол. Она бы уже никогда не пришла в себя.

– Ваша бабушка рассказала нам, что вы были в бешенстве, когда узнали, что врачи совершенно не заинтересованы в том, чтобы спасти жизнь матери. Они рассматривали ее лишь как возможного донора органов.

– Мне было тогда семнадцать лет! – резко ответил Эрик Штадлер. – Я был в полном шоке. Мать умерла на моих глазах! И я не понимаю, чего вы сейчас от меня хотите. Спустя десять лет! Она умерла!

– Я скажу вам, в чем дело, – сказала Пия. – Там, на улице, кто-то бродит и стреляет в невинных людей, чтобы наказать их родственников за то, что случилось с вашей матерью. Кто-то, кто знает, что произошло на самом деле! Кто-то, кто верит, что вашу мать можно было спасти. Если бы она на самом деле два часа лежала в поле, и когда ее доставили в клинику, у нее уже умер мозг, то это было бы страшным ударом судьбы, в котором никто не был бы повинен. Но все не так!

Тут Эрик Штадлер потерял самообладание. Под постоянно нарастающим давлением от вопросов, которые в течение пятнадцати минут сыпались на него, как пулеметный огонь, он сдался.

– И что, если я вам скажу, что мою мать оставили умирать, потому что была острая потребность в ее органах? – неожиданно прокричал он. – Вы будете считать меня придурком, который спустя десять лет все еще не забыл о смерти матери! Тем, кто рассказывает жуткие истории!

– Нет, не будем, – спокойно возразил Боденштайн. – Но мы найдем и привлечем к ответу тех, кто тогда сделал это и попустительствовал этому. Такой метод мы находим более эффективным, чем убивать невинных жен и детей!

– Вы можете спасти чьи-то жизни, – сказала Пия.

– Я это уже слышал! – Эрик Штадлер цинично рассмеялся. – Именно это сказали тогда моему деду. Подпишите, что вы даете согласие на изъятие органов! Ваша дочь умерла, но она еще может помочь спасти чью-нибудь жизнь. Они по-настоящему растопили сердца бабушки и деда, приводя различные примеры: маленький мальчик будет спасен, если в ближайшие две недели ему пересадят печень, молодая мать троих детей умрет, если в течение недели не получит новую почку. И так далее!

На лбу Штадлера блестели капельки пота. Он тяжело дышал.

– Успокойтесь, – сказал, смягчив тон, Боденштайн. – Мы не хотим бередить старые раны.

– Тем не менее вы это делаете! – ответил Эрик Штадлер. – Я десять лет стараюсь забыть весь этот кошмар. Моя сестра погибла, потому что она не могла продолжать жить с чувством вины, хотя ни в чем не была виновата.

Он замолчал, покачал головой и на секунду закрыл глаза.

– Когда меня отпустят?

– Пока еще об этом речь не идет.

– Когда? Вы не имеете права держать меня без причины дольше двадцати четырех часов!

Боденштайн встал, Пия взяла папку с делом.

– У нас есть причина, – сказал Боденштайн. – Пока у вас нет алиби на время убийств, мы рассматриваем вас как подозреваемого в совершении преступлений, это я сказал еще вчера вечером. Вы имеете право не давать показаний, чтобы не свидетельствовать против себя, и в любой момент можете воспользоваться услугами адвоката.

– Это просто анекдот! – воскликнул взволнованно Штадлер. – Я никого не убивал! Мне не нужен никакой адвокат!

– Напротив. Мне кажется, что он вам как раз нужен. Или предоставьте четыре алиби.

* * *

– Он так и не смог ничего преодолеть, – сказала Пия в коридоре своим коллегам, когда Эрика Штадлера провели мимо них. Она была разочарована, потому что ожидала большего от этого разговора. Чего-то конкретного. Какой-то зацепки, которая говорила бы о том, что Эрик Штадлер и есть «судья».

– Такое невозможно преодолеть, – ответила Ким, которая вместе с доктором Энгель, Катрин, Каем и Джемом следили за допросом из соседней комнаты. – В любом случае он не говорит правду о смерти матери, об этом свидетельствует все его поведение. Исходя из психологического портрета, он мог бы быть преступником, у него есть мотив и возможности.

Пии ничего больше не хотелось слышать об этом чертовом психологическом портрете. Она почти жалела, что втянула сестру в расследование. Что-то они просмотрели. Но что?

– Он что-то от нас утаивает, – констатировала Ким. – Но почему?

– Возможно, потому что это официальная версия, о которой они тогда договорились с клиникой, – предположил Боденштайн. – Поэтому они получили деньги за молчание.

– А Хелен они ничего об этом не сказали, – добавил Кай. – Девушка жила с мыслью о том, что она виновата в смерти матери.

– Осторожно, – предостерег Боденштайн. – Это всего лишь предположение. Мы знаем только то, что во всей истории что-то не так. У кого-то в семье или ее окружении возникло огромное напряжение, которое он сбрасывает.

– Может быть, причина намного банальнее, чем мы предполагаем. – Пия кусала нижнюю губу, пытаясь собрать воедино обрывки проносившихся у нее в голове мыслей.