Читать книгу "Книга домыслов - Эрика Свайлер"

Пришло время покончить с проклятием.

Я выпустил из легких немного воздуха и достиг песчаного дна. Ступня коснулась твердого панциря, и я отдернул ногу. Существо тотчас же попыталось сбежать – скользкое и невероятно древнее. Впервые за много дней мне захотелось улыбнуться. Я едва не хватанул ртом соленой воды. Когда я выбрался на берег, то дрожал всем телом.

Горизонт светлел. Теперь я знал, что делать.

Глава 22

Пибоди обрадовала перспектива сделать из Эвангелины прорицательницу. Это решало проблему занятости Амоса и позволяло парню раскрыть свои творческие задатки. Пибоди проводил дни и ночи, рисуя, перетряхивая вещи в дорожных сундуках и конфискуя всякий завалявшийся кусок ткани либо прочие украшательства из других фургонов. К примеру, он позарился на выкованную из железа замысловатую завитушку, украшавшую двери фургона Мелины. Сюзанна лишилась отреза муслина, который она припрятала. У Ната завалялась жестянка «серебряной пыли» еще с тех пор, когда он работал кузнецом. Пибоди выпрашивал, уговаривал, брал в долг. Он заново обставил фургон мадам Рыжковой. Как ему казалось, теперь это был высший шик. Снаружи фургон выкрасили голубой, желтой и белой красками, нарисовав на стенах цветы и геральдические лилии. Внутри стены были обтянуты тканями, а голые доски покрасили в синевато-зеленый цвет, привычный для женских юбок. Пибоди нарисовал розы ветров и звезды на стенах, а из своего фургона пожертвовал мягкие подушечки. Когда работа подошла к концу, хозяин решил, что следует придать берлоге Рыжковой вид претензионной гостиной во французском стиле. Эти преобразования нашли отражение в его журнале. Он зачеркнул строчку «мадам Рыжкова, оккультист» и написал под ней «месье и мадам Ферез, оракулы». Эвангелина стала «ученицей прорицателя». Надпись напротив имени Амоса «мальчик-дикарь» была тщательно зачеркнута, а рядом выведено «прорицатель». Эти, казалось бы, небольшие изменения коренным образом переменили жизнь Амоса и Эвангелины. Теперь они стали Этьеном и Сесиль Ферез.

– Русские – это passé[14], – объяснял Пибоди, даря Амосу сундук, полный нарядов. – Les vetements[15].

Старик разжал пальцы, и сундук грохнулся наземь, подняв в воздух облачко пыли.

– Подумать только, Амос, все это время ты спал на своем будущем. Эту одежду я привез из последнего моего путешествия в Европу. – Поскольку Амос и Эвангелина явно ничего не понимали, Пибоди пояснил, поправив на шее видавший виды цветастый шейный платок. – Франция, дети мои. La France. Вершина цивилизации, столица моды и искусств.

Амос немного заартачился, когда увидел сундук, до краев набитый белоснежной одеждой, обшитой кружевами и оборочками, но Пибоди, откашлявшись, произнес:

– Перемены трудно принять, но или трудности, или déshabillé[16]. Я понимаю, что быть дикарем тебе не по душе. – Пибоди набросил Эвангелине на плечи плащ-накидку, прикрывая ее объемистый живот, и пробормотал себе под нос: – Побольше скрыть, побольше скрыть… По-французски… Как там по-французски? Сопровождать леди в интересном положении…

Просторный наряд представительницы французской богемы скрывал выпирающий живот, когда Эвангелина сидела, а сидела она большую часть времени. Если бы не внезапные приступы боли и тошноты, молодая женщина в полной мере наслаждалась бы переменами, связанными с изменением своего амплуа. Беременность оказалась не столь неприятным делом, как ей представлялось.

Пибоди разглагольствовал об аристократических нарядах и тщательно уложенных волосах, париках и пудрах.

– Вши! – Он хихикнул. – Здесь полным-полно вшей!

Эвангелина не пожалела труда, чтобы завить волосы Амоса в крупные букли, так как Пибоди заявил, что это соответствует моде. Каждый вечер она тонкой деревянной расческой разделяла его волосы на пряди, а затем завивала их в букли, которые связывала для придания формы полосками материи. Расчесывая Амосу волосы, она упражнялась в акценте, надувая свои губки. К концу этой процедуры ее лицо выражало крайнюю усталость, а Амос напоминал одуванчик. Хотя вначале все это несколько смущало молодого человека, неделю спустя Эвангелина заметила, что ее любимый с нетерпением ожидает тех спокойных и приятных минут, когда она расчесывает ему волосы. Она сидела на сундуке, а он, скрестив ноги, на полу, отдавая себя ее заботам. Эвангелина видела, что дыхание его замедляется с каждый движением расчески. Хорошо, когда есть возможность заботиться о другом человеке.

При первом же осмотре Амоса и Эвангелины в полном облачении Пибоди остался очень доволен.

– Эвангелина! Дорогая! Ты станешь драгоценным украшением нашей труппы. Месье и мадам Ферез! Мы научим низких и убогих светской утонченности, стилю, а также просветим их касательно будущего.

Но первым делом следовало обучить Эвангелину гаданию на картах. Она оказалась смышленой ученицей. Амос нисколько не раздражался, хотя это требовало бесконечной пантомимы, а Эвангелину приходилось осторожно подводить к вопросам, на которые ему легко было давать однозначные ответы. Показав расклады и значение карт, Амос имел обыкновение, не уведомив Эвангелину, сразу же переходить к «беседам». Молодая женщина подозревала, что он от нее кое-что скрывает. Она заметила, что Амос старается прятать некоторые карты либо меняет их положение, когда они должны появиться в раскладе. Проделывалось это столь быстро, что заметить подтасовку было очень трудно. Загорелая кожа и неясные цветные пятна. Она замечала, что он прячет от нее темные карты: Башню, Дьявола, Смерть, но также некоторые Мечи и Кубки. У Амоса были от нее тайны, но, учитывая то обстоятельство, что и она с ним была не вполне откровенна, жаловаться ей не пристало.

Если он ей не полностью доверяет, то и она не будет открывать свои секреты. Так, ранним утром, когда Амос еще спал, Эвангелина ходила купаться. Нельзя сказать, чтобы она скучала по водному действу либо сальным глазкам зрителей, просто молодой женщине нравилась вода. Пока Амосу снились сохнущие листья табака и кроличьи норы, Эвангелина тихо выскальзывала из фургона, заходила в реку и стояла в воде, обнимая себя руками за плечи.

Сняв с себя тяжелое одеяние Сесиль Ферез, она вновь становилась тем, кем была прежде. Эвангелина плавала и пробиралась сквозь камыши, ныряла до самого дна, чтобы ощутить сладковатый, земляной аромат свежей воды. Если они забирались близко к океану, речная вода становилась немного солоноватой, тогда Эвангелина плавала на спине, изучая округлость своего живота, наблюдая за тем, как вода, хлюпая, накатывается на него. Когда луна стояла высоко в небе, она высматривала в воде серебристый отблеск на чешуе плывущей рыбы и плыла в том же направлении по течению. Новая жизнь расцветала в ней. Вода отвечала на все ее вопросы тихим «да», и часть Эвангелины понимала, что это и есть ее дом. В приливной реке на побережье Вирджинии молодая женщина встретила странное существо, которое ползало по речному дну. Она взяла его и, держа в руке, внимательно осмотрела округлости панциря, аккуратное заострение хвоста и паучьи ножки, которые дрыгались и семенили в воздухе, когда Эвангелина перевернула существо на спину. Молодой женщине очень понравилось это чудо природы. Ребенок внутри нее смеялся.