Читать книгу "В объятиях дождя - Чарльз Мартин"

Кэти снова обвела взглядом спальню, подошла к окну, посмотрела на пастбище, а вид отсюда совсем не изменился. Прошлое вдруг ожило, как по волшебству.

– Рекс разместил нас здесь потому, что знал – выйти отсюда практически невозможно, если дверь заперта, а вылезти в окно – опасно, потому что слишком высоко, двадцать метров до земли…

– И он действительно запирал вас здесь?

– Да.

– И чем же вы занимались?

– Дышали воздухом, – ответил я, немного подумав. – И, вероятно, овладевали общим для всех космическим пространством.

Мы вышли в коридор и молча миновали дверь в комнату Рекса.

– А ты вообще когда-нибудь заходил к нему?

– Нет.

Но она вошла в его комнату легко и свободно, словно ее туда пригласили, а я остался в коридоре, прислонившись к дверному косяку. Я не входил туда со времени нашей драки, когда я чуть его не задушил, и не испытывал ни малейшего желания заходить в это помещение. Кэти подошла к постели, покрытой пылью, и оглядела комнату, а я очень внимательно осматривал пятна крови, которые еще можно было разглядеть на полу. Наверное, если бы я вгляделся еще тщательнее, то где-нибудь обнаружил и осколки зубов мисс Эллы. А если бы закрыл глаза, то уж конечно увидел бы, как Рекс заносит кулак над ее головой…

– Это она подарила его тебе? – спросила Кэти, указывая на тонкое обручальное кольцо диаметром в однодолларовую монету, которое я теперь носил на серебряной цепочке. Очевидно, когда я встал, чтобы поправить портрет на стене, Кэти заметила цепочку.

Мне стало проще общаться с Кэти. Почти так же просто, как прежде, это и нравилось мне, и пугало меня.

– В ту ночь, когда мисс Элла умерла, она очень страдала, – рассказал я потом Кэти. – Ей было мучительно даже дышать, рак поразил уже весь организм, и при малейшем движении ее лицо искажалось от боли. Мы с Мозом сидели у ее постели, и я читал вслух двадцать пятый псалом… а когда закончил читать, она вынула это кольцо из-под одеяла и сделала мне знак, чтобы я наклонился поближе. Я наклонился, она повесила мне его на шею и сказала:

«Дитя мое, я воспитала тебя не для того, чтобы ты всю жизнь влачил на себе это бремя. Тебе не нужен якорь. Тебе нужен руль. – И она ткнула меня в грудь пальцем, совсем искривившимся от артрита. – Отвяжись от якоря. Похорони груз навсегда, этот мертвый груз. Ты же не можешь остановить дождь, одолеть солнце, оседлать облака, но в твоей власти – любить. И это, – она постучала по кольцу на цепочке, – всегда будет напоминать тебе, что любовь возможна и могущественна. Это кольцо мне подарил Джордж, а вот теперь я дарю его тебе…»

Я понимал, что совсем скоро она уйдет из жизни, и дневной свет для нее угасает, но мисс Элла вдруг попросила:

«Помоги мне спуститься на пол!»

Спорить было бесполезно, и мы с Мозом подняли ее с постели. К тому времени она уже сильно похудела, думаю, в ней оставалось килограмм сорок. Я поставил ее на пол, но она не могла стоять, опустилась на колени, а потом откинулась на пятки и прислонилась к постели. Не помню, каким образом он у нее оказался, но она достала из кармана халата пузырек с маслом.

«Подойди поближе. – и я встал на колени рядом с ней, и она вылила все содержимое пузырька мне на голову и втерла масло в волосы. – Такер, выслушай меня и вбей это в свою упрямую голову, – сказала она, – запомни, что говорит тебе сейчас мама Элла. – И она снова ткнула меня пальцем в грудь. – Перестань его ненавидеть, а если не перестанешь, то, значит, победил дьявол, а ты проиграл. А ведь мы с тобой не желаем этому старикану победы. – И она попыталась улыбнуться, но и на это сил не хватало. Мисс Элле было трудно говорить, но она не разрешала вкалывать ей морфий. – Пусть этот несчастный господствует только в своей преисподней».

С моих волос капнуло масло, и она снова стала втирать его мне большим пальцем, а потом, собрав последние силы, перекрестила меня. До меня донесся ее невнятный шепот:

«Ты же дитя света, так пусть он освещает пути окружающих. Ведь этот свет даруем нам Отцом Небесным», – и она пристально посмотрела мне в глаза.

Едва дыша – а каждый вздох ей давался мучительно, – она тесно прижала мою голову к своей груди, и я с ужасом ловил все слабеющие удары ее сердца, а она дотронулась до моего подбородка и еле слышно проговорила:

«Такер, ты этого не поймешь, пока у тебя не появится свой маленький сын, но все же послушай. Грехи отцов падают на их сыновей. И ты не властен изменить это. Так будет до конца твоих собственных дней. Есть лишь одна возможность это изменить: прости сам… – и она закрыла глаза и глубоко вздохнула. – А теперь пойди поспи. Ты очень устал».

Кэти попыталась улыбнуться, но не смогла, и глаза ее наполнились слезами.

– Моз обхватил ее голову руками, а я поднял мисс Эллу с пола, положил на кровать, и она впала в забытье. В 2 часа 30 минут она стала что-то едва слышно напевать, а потом очнулась и посмотрела на меня ясным, лучистым взглядом.

«Такер Рейн, – она впервые меня так назвала, – не плачь обо мне. Этот день – величайший в моей жизни. У меня теперь будут новые зубы, хорошее зрение, я избавлюсь от артрита, геморроя и – слава тебе господи! – наконец появится хороший голос. Мне сейчас так тепло! Дитя мое, – и она вложила свою руку в мою, – из этой жалкой лачуги я ухожу в дом, адрес которого никогда не меняется».

Я заплакал, поняв, что все это означает.

«Но мисс Элла, я не хочу…»

«Ш‑ш‑ш, – прервала она меня. – Мне уже недолго осталось, так что послушай. Я долго буду в небесной обители ждать твоего появления, но от всего сердца надеюсь, что ты там появишься. Понял? И это зависит только от тебя. Втащить тебя туда, как когда-то втаскивала в окно, я не смогу. Я уже свое отмолилась. А ты каждый день должен усмирять свою обиду и гнев. Похорони их и забудь о них навсегда. И тогда однажды утром ты проснешься свободным: от прошлых обид останется лишь бренная оболочка, шелуха. Но если ты себя не одолеешь, гнев и обида уничтожат тебя, и ты кончишь как Рекс: сгниешь изнутри. Дитя мое. – она стиснула мою руку, а потом положила ее на мою голову и прижала ее к груди: – Я люблю тебя, дитя, и там мне будет тебя недоставать, но я и оттуда буду следить за тобой».

И она сжала мою ладонь, а я наклонился и поцеловал ее сухие дрожащие губы. Она снова забылась, а через несколько минут перестала дышать.

По лицу Кэти заструились слезы. Она все время сдерживалась, чтобы не заплакать, но когда я окончил рассказ – разрыдалась и, сев на пол, уткнулась лицом в колени. Потом, немного успокоившись, попыталась улыбнуться, но с минуту не могла вымолвить ни слова.

– Извини, – наконец произнесла Кэти, – но это все так… – и, покачав головой, она смахнула слезы.

– А я… дня не проходит, чтобы я не слышал ее голос, – ответил я, глядя в окно на оранжереи и пастбища.

– А обо мне она ничего не говорила? – поинтересовалась Кэти.