Читать книгу "Горец. Имперский рыцарь - Дмитрий Старицкий"

Помотавшись по фабрикам, нашел почти все мне потребное прямо «со станка», но наполнить удалось только один вагон. Хотя караван тележек, влачимых неутомимыми стирхами, был впечатляющий. Сразу прикидываешь, что выгодней: один вагон или сорок телег?

Оставшийся вагон забил новенькими бочонками толстой клепки местного изготовления. Все равно мне тару покупать для принца — лимоны ему отправлять. А тут оптом с пакгауза вышло дешевле. Так что в бочку засовывали средних размеров бочонок, а в тот еще впихивали маленький. Воздух возить — самое дурное дело для коммерсанта. Так что еще и на платформу с вертикальными паровыми машинами бочек навязали, и в свободные места паровозных тендеров их напихали, даже будки машинистов, и те использовали.

Устал как собака, чего не скажешь про Имрича с Онежкой. Те от шопинга как зарядились энергией. Я уже не говорю про бедный почтовый вагон — Имрича на радостях прорвало. Чемоданы, баулы, коробки, коробочки, кульки, свертки… Правда, брак им не оформили, а только помолвку, но она здесь имеет права юридического обязательства. Жениться же они могут через две недели в любом другом месте по предъявлению этой бумаги.

Проверил, как там мои переселенцы бедуют. Вроде жалоб нет. Связист, не выбиваясь из бюджета, вполне справляется как с питанием такой оравы, так и со «смазкой» неизбежных трений, которые возникают в любой скученной группе незнакомых людей. А может, все немного проще, оттого что все они железнодорожники и быт вагонный им в привычку. Да и едут они хоть и в неизвестность, зато с надеждой на лучшую жизнь.

И только после всех этих хлопот, когда вывели нас из тупика на магистраль и чугунные колеса под нами застучали свою железнодорожную песнь, я сел отмечать помолвку друзей. Война войной, а жизнь продолжается.

Гоч был немного не в своей тарелке, зато Онежка цвела и пахла, ее счастья хватало на всех.

По такому случаю я распечатал республиканский ящик и выставил на стол двадцатилетний коньяк. Для такого напитка как раз хороший повод.

Оружейный барон империи женится.

По любви.

Завидуйте все.

Только я не завидую, я скучаю по жене и сыну, которым богатые подарки не заменят вечного отсутствия дома мужа и отца.

Второй разъезд меня встретил стройкой и образовавшимся, откуда ни возьмись, вторым лагерем для военнопленных. И еще группой геодезистов, нагло поселившихся в бараке, который построили пленные из моего дерева для моих же переселенцев. Пришлось применять силу и выкидывать наглецов на улицу.

Супротив рецких егерей эти имперские замухрышки даже не сопротивлялись. К тому же у них никаких разрешительных бумаг с собой не было.

Главного геодезиста сразу поставили на правеж: кто, что, куда, кто приказал?

Узнав, что стоит, «ровно голенький», перед самим Кровавым Кобчиком, мужичонка сдулся как шарик и всех сдал как на духу. Я, наивный, думал, что рейдеры — это изобретение двадцать первого века. Ан нет… Эти перцы тут для каких-то левых имперских аристократов земельку перспективную предварительно подбирали на отжим, пока официально она не является еще землей поселения. С целью потом перепродать задорого.

Наложил на них епитимью — сделать мне полный геодезический план всей территории возможного города. По оба берега реки. И никаких копий. В одном экземпляре.

Работать будут геодезисты по специальности, но под конвоем и на своих харчах. Жить в лагере для пленных. Ибо накосячили. Не то имеется для них отличная возможность поменять нивелир на кайло в рецких горных рудниках… лет на десять. Земля здешняя принадлежит герцогу, а его никто не спрашивал, можно ли тут слегка порезвиться за его счет. И нанявшие их земельные барышники ничем не помогут, отступятся. Знать, мол, не знаем таких красивых геодезистов и ведать не ведаем.

Начальник лагеря царских саперов, получив от меня втык типа «куда глядел?», от всего открещивался:

— У меня есть свой лагерь, своя ответственность, и, что вокруг него происходит, меня не интересует. Побегов не было. Нарушений дисциплины тоже. Работы ведутся по графику.

— А кто тогда разворовал эшелон бревен?

Молчит, рассматривая носки сапог.

— Будешь молчать — пойдешь под суд, — пригрозил я. — И как минимум окажешься на фронте. И не капитаном, а рядовым штрафной роты. На Восточном фронте тыловых воров я просто ставил к стенке под салют из дюжины ружей.

— Да стреляйте, я за других не ответчик, — зло огрызнулся капитан, уверенный, что мои слова — это пустая угроза.

— Пока свободен. И учти, что, покрывая воров и расхитителей, ты уже совершаешь преступление, потому как бревна украдены с военного объекта — завода моторов, на которых воюют бронепоезда. Так что как минимум — соучастие в виде недоносительства.

— Донос противен чести офицера, — гордо задрал он нос.

— Офицеры на фронте воюют, а не с пленными в глубоком тылу дефицитные бревна воруют, — налился я яростью.

— Да как вы смеете, лейтенант! — Капитан явно был оскорблен в лучших чувствах.

— Гвардии лейтенант, — поправил его я, намекая, что мы с ним в равном ранге. — И я смею. Три моих ранения и контузия смеют. Рыцарский крест мой смеет бросать вам в лицо такое обвинение. Не можете перенести позора? Идите и застрелитесь. Вам на это пять минут. Свободны.

Когда капитан вышел из салон-вагона, я приказал начальнику своей охраны:

— Через пять минут, если он будет еще жив, арестуйте его. И тащите ко мне второго начальника… Развелось, понимаешь, начальников лагерей, как тараканов, а на фронте ротных не хватает.

В салон из купе вошел Гоч с нравоучением:

— Савва, а не слишком ли ты круто берешь? Не по чину, — и, сбавив голос до шепота, добавил: — И Онежку напугал до смерти.

— Да я… — завелся было и осекся на полуслове. Я больше не комиссар ЧК. И здесь совсем другая страна. — Пошли, Имрич, на телеграф. Прогуляемся по свежему воздуху.

Отбил телеграмму на филиал «Гочкиза», чтобы выслали нам сюда железнодорожную летучку — маневровый паровозик с парой вагонов.

Вторую — герцогу о том, что вскрылись хищения в крупных размерах, веду дознание, прошу выслать на второй разъезд следователя прокуратуры и выездной суд.

Третью — Вальду, чтобы выслал ко мне на разъезд взвод штурмовиков для поддержки следственных действий.

Выйдя из административного здания разъезда, посмотрел на второй целенький эшелон с бревнами, торцы которых закрашены веселенькой желтой краской (сурика под рукой не оказалась в Будвице), и пришла в голову идея.

Как бы прогуливаясь (а Имрич действительно воспринимал мой перипатетический приступ как прогулку) и беседуя с партнером о заказе Моласа, я осмотрел все завалинки в поселке железнодорожников и разглядел практически в каждом дворе по нескольку бревен с желтыми торцами. Сквозь штакетник их хорошо было видно.