Читать книгу "Предатели и палачи - Олег Смыслов"

Судьба человека была решена. Это написано еще в октябре 1936 года. В следующие два-три года столь “основательной” аргументации уже не требовалось.

Вышинский и Ульрих, войдя во вкус, предлагали упростить процедуру расправ. Вышинский, обращаясь к Ворошилову и Ежову, просил дать полномочия Особому Совещанию при НКВД лишать воинских званий, что раньше делалось только по приговору суда. А Ульрих “доказывал” в апреле 1938 года необходимость “санкционировать выделение из Верховного суда СССР военной коллегии и реорганизации ее в Военный трибунал СССР. Эги люди хотели, чтобы над каждым красноармейцем, краснофлотцем и командиром постоянно висел топор '”правосудия”».

С началом Великой Отечественной войны работы у В. Ульриха ничуть не убавилось. 22 июля 1941 г. он огласил расстрельный приговор но делу Павлова:

«Таким образом, обвиняемые Павлов, Климовских, Григорьев, Коробков вследствие своей трусости, бездействия и паникёрства нанесли серьезный ущерб РККА, создали возможность прорыва фронта противником на одном из главных направлений и тем самым совершили преступления, предусмотренные статьями 193 — 17/6 и 193 — 20/6 Уголовного кодекса РСФСР.

Военная коллегия приговорила лишить воинских званий Павлова, Климовских, Григорьева, Коробкова и подвергнуть всех четверых высшей мере наказания — расстрелу с конфискацией всего лично принадлежащего им имущества. Приговор окончательный и кассационному обжалованию не подлежит».

Осенью того же года Ульрих заочно подписал смертный приговор большой группе заключённых, содержавшихся в Орловской тюрьме. Их было 161 человек, и что самое парадоксальное, все они уже были приговорены к лишению свободы. Кто-то даже успел умереть.

Надо сказать, что своими же генералами Василию Васильевичу приходилось «заниматься» часто. Например, из 101 генерала и адмирала, арестованных в период 1941 — 1952 гг., 76 были осуждены Военной коллегией Верховного суда СССР и только 5 — Особым совещанием при МТБ СССР. 8 генералов были освобождены, а 12 умерли под следствием.

В феврале 1942-го армвоеннорист вел судебное заседание но делу маршала Кулика, в июле 1946-го — но делу генерала Власова, в августе 1946-го — по делу атаманов Краснова и Шкуро.

2 февраля 1948 г. генерал-полковник юстиции Ульрих председательствовал на закрытом судебном заседании но делу четырех известнейших и заслуженных адмиралов: Н.Г. Кузнецова, Л.М. Галлера, В.А. Алафузова, Г.А. Степанова. Как пишет А. Золототрубов, «их обвиняли в том, что в годы войны (1942 — 1944 гг.), находясь на ответственных постах в Наркомате Военно-Морского Флота, они передали англичанам и американцам материалы по некоторым видам вооружения (речь идёт о высотной парашютной торпеде. — А.3.) образцы этого оружия, карты двух островов и южного побережья Камчатки. Чертежи высотной торпеды, принятой на вооружение ещё в 1938 году, в войну не были секретными, о чём прекрасно знали те, кто организовал это судилище, а карту Камчатки можно было купить в магазине».

Известно, что Василий Ульрих процессуальными тонкостями сильно не увлекался. У него было слишком мало времени на всё и про всё. Он умудрялся рассматривать дела и зачитывать расстрельные приговоры всего за 20 минут. Как правило, на таких заседаниях не было не только публики, но и защиты.

Работая над статьей «Судья Ульрих», А. Хорев не поленился прочитать от начала до конца изданный в 1938 г. Юриздатом почти 400-страничный судебный отчёт по делу т.н. антисоветского «правотроцкистского» блока:

«Процесс состоялся в марте 1938 года. Перед судом прошли Бухарин, Рыков, Крестинский, другие известные деятели — всего 21 человек. Председательствовал армвоенюрист Ульрих. Члены суда — корвоенюрист Матулевич и диввоенюрист Иевлев. Государственный обвинитель — Вышинский.

Чем дальше я читал, тем больше удивлялся: голоса судей на процессе почти не слышно. Девять рабочих дней длился процесс. Состоялось семнадцать открытых заседаний. Допрошен двадцать один подсудимый и несколько свидетелей. Восемнадцать подсудимых приговорены к высшей мере уголовного наказания — расстрелу с конфискацией имущества. И всё это не только чрезвычайное, но и тёмное дело не вызвало у членов суда Матулевича и Иевлева ни одного — я не утрирую — ни одного (!) вопроса, замечания, уточнения. Да и сам Ульрих в течение всего заседания нередко задавал лишь один — и то противоречащий закону “дежурный” вопрос:

— Вы подтверждаете показания, которые дали на предварительном следствии?»

9

Как рассказывает Н. Петров, Ульрих с лёгкостью давал санкции на аресты подчинённых ему работников — председателей и членов коллегий военных трибуналов. Но было кому следить и за самим председателем Военной коллегии:

«Наглядное свидетельство всей изощрённости сталинской политической системы — докладная записка Берии. По завершении Большого террора новый нарком внутренних дел Берия обратил внимание Сталина на то, что не все в порядке у главного военного судьи. Оказывается, он невоздержан и, что еще хуже, болтлив. А ведь рассказать при желании Ульрих мог много чего». И, надо сказать, рассказывал:

«Секретарю ЦК ВКП(б) тов. Сгалину

№ 265/6

19/1

Председатель Военной Коллегии Верховного Суда СССР УЛЬРИХ В.В. в течение нескольких лет сожительствует с ЛИТКЕНС Галиной Александровной, являющейся осведомителем Промышленного Отдела НКВД.

По сообщению последней — УЛЬРИХ систематически выбалтывает ей разные сведения о работе Военной Коллегии Верхсуда и Наркомвнудела.

ЛИТКЕНС осведомлена о закрытых судебных заседаниях Военной Коллегии, о поведении подсудимых на этих процессах, о вынесенных приговорах, о том, как некоторые осужденные ведут себя во время приведения в исполнение приговоров к ВМН.

УЛЬРИХ, в частности, рассказывал ей, как вели себя ТУХАЧЕВСКИЙ, РЕЙНГОЛЬЦ, БЕРЗИН, МРАЧКОВСКИЙ, БУХАРИН и другие осуждённые при приведении над ними приговора.

'ТУХАЧЕВСКИЙ во время расстрела сказал: “Ну, что же, стреляйте, только не в затылок, а в лоб”, и действительно стреляли в лоб”.

“Из группы, в которой участвовал РЕЙНГОЛЬЦ, его расстреливали последним. Когда его вели в помещение, где уже были навалены трупы, он ахнул и отшатнулся. Его тут же расстреляли”.

О том, как расстреливали БЕРЗИНА, ЛИТКЕНС сообщила в НКВД следующее:

“Однажды УЛЬРИХ пришёл ко мне с кровью на шинели. Я спросила, чья это кровь. Он ответил: “Старика”. “Старимом” называли БЕРЗИНА — Начальника 4 Управления Наркомата Обороны”.

“УЛЬРИХ мне сказал, что последние слова БЕРЗИНА были: “Я столько нагадил, что мне нет пощады. Пусть же честная рука в меня стреляет”. И УЛЬРИХ стрелял в него собственноручно. По его словам, он убил его с первого выстрела”.

В 1937 году имел факт сообщения УЛЬРИХОМ своей сожительнице ЛИТКЕНС о полученных показаниях на руководителя Акционерного Общества “Международная Книга”, в аппарате которого работала ЛИТКЕНС.

Недавно УЛЬРИХ говорил ЛИТКЕНС о недоброкачественности следственных дел, поступивших из НКВД и уже рассмотренных Военных Коллегией, называя эти дела “липовыми”.