Читать книгу "Черный марш. Воспоминания офицера СС. 1938-1945 - Петер Нойман"

Вот снаряжение, при помощи которого нам приказали отразить наступление 64-тонных монстров! (Таких танков в Красной армии не было, масса самого тяжелого, ИС-2, составляла 46 т. – Ред.)

Танки красных выстраиваются сейчас в огромный полукруг. Они ведут огонь по нескольким еще стоящим стенам, которые рушатся с оглушительным грохотом, поднимая клубы пыли.

Время терять нельзя.

Бегу к полевому телефону, связывающему нас со штабом полка.

– На связи «Орел-Викинг»! Говорит «Орел-Викинг»! Держаться можно не более десяти минут. У части орудий закончились боеприпасы.

Приходится кричать на пределе своих голосовых связок, чтобы слышать самого себя. Оглушают грохот орудий и разрывы снарядов красных.

Неожиданно связь замолкает. Должно быть, осколком от взрыва перебило провод.

Очень жаль. Но я не буду обрекать свою роту на бесцельную бойню. Слишком велико превосходство атакующих сил, мы не в состоянии сделать что-нибудь.

Приказываю отступить. И вовремя. Танки красных уже утюжат нашу первую оборонительную позицию.

Наши артиллеристы бросают бесполезные орудия и тоже отступают на запад, к центру Дьёра.

По зловеще темным, пустынным улицам города эхом разносится топот немецких сапог и грохот передних танков, которые уже пробиваются сквозь уличные заграждения и развалины.

В голове молнией мелькает одна мысль.

Мост!

Саперы ждут на западном берегу реки момента, когда можно будет нажать взрыватель нескольких связок взрывчатки, привязанных к столбам моста.

Убегающие сейчас гренадеры, наводчики и эсэсовцы преодолевают Рабу. Крики и громкие приказы на противоположной стороне показывают, что саперы сильно возбуждены.

И не без оснований. Адский грохот танков усиливается с каждой секундой.

Наконец перебирается последний из моих солдат. Я бросаюсь вслед за ним, скользя и спотыкаясь по обломкам, разбросанным на узком металлическом проходе.

Оглушительный взрыв.

Взорван последний мост на реке Рабе, последнем крупном водном рубеже до австрийской границы (до которой около 50 км. – Ред.).

На противоположном берегу уже занимают позиции советские наводчики-артиллеристы, неистово обстреливая нас с дальней дистанции.

Но они опоздали.

29 марта. На рассвете мы вступили на территорию Австрии. (Скорость отступления феноменальная – пробежали более 50 км от Дьёра. – Ред.)

В глазах людей, в спешке отступающих, недоумение и упрек. Как случилось, что мы, воины, которые шли гнать Красную армию за Урал, не сумели предотвратить наступление большевиков или, по крайней мере, удержать их за границами Фатерлянда?

Да, мы проиграли. И все еще отступаем. Положение серьезно. А коммюнике, переданное по германскому радио, сообщает о наличии большого числа новых пусковых установок для самолете-снарядов Фау-1 и ракет Фау-2. В радиопередачах утверждается, что первые снаряды, управляемые по радио, скоро поступят на Восточный и Западный фронты.

Скоро поступят… До чего нелепо!

Радио передало также речь Геббельса, призвавшего немцев продержаться еще немного, чтобы дать техническим специалистам время завершить создание секретного оружия. Оружия, которое даст нам возможность сокрушить Россию и Америку, выиграть войну.

Между тем большевики давно идут по немецкой земле. Здесь они уже в Никкельсдорфе (близ северной оконечности озера Нойзидлер-Зе), в опасной близости к Вене.

30 марта. Сумрачная железнодорожная станция на берегу реки Лайты. Сотни беженцев ожидают маловероятного прибытия поезда, который забрал бы их в Вену. Они сгрудились и опираются друг на друга. Очень холодно. Тем, кому удалось проникнуть внутрь вокзала, лежат на деревянных скамьях или на голом полу.

Грохот тяжелой артиллерии и почти непрерывный вой самолетов, летящих на Вену или возвращающихся оттуда, заставляют дребезжать стекла окон, где они еще уцелели. Страх закрадывается в души людей, которые надеются лишь попасть каким-то образом на поезд, следующий ночью на запад, к жизни.

Мы тоже ждем поезда на Швехат. Собрались на платформах, открытых для сильных порывов холодного ветра, который заставляет скрипеть и громыхать разрушенные железные перекрытия крыш над нашей головой.

Несколько минут назад между группами военных, стоявших рядом с лестницей, ведущей в тоннель, разгорелся жаркий спор.

Я подошел к ним.

Это были офицеры 1-й дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер». Они собрались вокруг подобия мангала и обсуждали последний, только что вышедший приказ фюрера. Он предписывал им снять нарукавные ленты, на которых вышито серебряными нитками «Адольф Гитлер». (Гитлер отдал приказ, лишавший нарукавных лент 1, 2, 3 и 9-ю танковые дивизии СС. На нарукавных лентах были вышиты названия и эмблемы этих формирований. – Ред.) Фюрер принял такое решение после провала последнего контрнаступления в марте. Рейхсканцлер рассматривает их отступление как измену и дезертирство. Он хочет продемонстрировать свое порицание их проступка таким официальным и публичным способом.

Это оскорбление возмутило весь личный состав дивизии «Лейбштандарт Адольф Гитлер». Сначала военнослужащие были шокированы незаслуженным упреком. Затем шок сменился негодованием. Некоторые из офицеров сорвали с себя не только нашивки, но и награды, отправив их затем в рейхсканцелярию Берлина в ночном горшке.

Все это тревожно и весьма характерно для ситуации, сложившейся в СС в настоящее время.

Важно, чтобы мы держали себя в руках, если хотим избежать тотального уничтожения.

Я машинально бреду к центру вокзала.

– Простите, капитан! Они еще далеко отсюда?

Звучит женский голос, в темноте я не могу разглядеть, кому он принадлежит.

Подхожу ближе. На полу сидит молодая женщина, завернувшаяся в черную шаль.

– Не бойтесь. Их передовые части еще далеко. Во всяком случае, вас вывезут, если возникнет опасность.

Мои глаза привыкают к темноте, и я могу разглядеть ее лицо. Бледное, молодое лицо с волнистыми волосами, ниспадающими на плечи.

Сажусь рядом с ней на низкий прилавок, видимо служивший некогда для проверки багажа.

Замечаю, что она сидит на пронизывающем сквозняке в отдаленном уголке вокзала в полном одиночестве.

– Вам не холодно?

– Какое это имеет значение? Кроме того, я не могла найти места в отапливаемом зале ожидания.

Она говорит спокойно, без раздражения. Уже поняла, что в трагической обстановке, чреватой риском для жизни, жалость неуместна.

– Вы служите в СС? Ах да, с моей стороны глупо задавать такой вопрос. На станции одни только эсэсовцы!

Чувствую, что ей хотелось бы спросить: «Что вы делаете здесь? Почему не сражаетесь?» Этот вопрос я задаю сам себе. Но транспорт так дезорганизован, что 6-я танковая армия СС при наличии беженцев, наводнивших дороги, едва ли сможет организовать передвижение войск так быстро, как этого хочет штаб.