Читать книгу "Жемчужная Тень - Мюриэл Спарк"

Я попыталась было отступить в сторону, не желая смущать ее своим обществом, но она меня остановила:

— Извините, у меня для вас сообщение.

Мне стало так легко, что я даже забыла удивиться тому, что она заговорила.

— Меня к телефону? — спросила я, готовая сорваться с места.

— Нет, у меня для вас сообщение.

— Какое сообщение?

— Господь воскрес, — сказала она.

Лишь справившись с разочарованием, я испытала настоящий шок от того, что она вообще заговорила, и обратила внимание на дотоле мною не виданное странное выражение ее глаз. «Видно, — подумала я, — у нее мания на религиозной почве. Она отличается от других неврастеников, но из этого не следует, что она в здравом уме».

— Глория! — Из-за двери высунулось лицо девчушки-кладовщицы. Она поманила меня, и, все еще не придя в себя, я медленно побрела к ней.

— Слушайте, это верно, мисс Петтигрю действительно разговаривала с вами или мне это приснилось?

— Приснилось. — Ответь я иначе, и весь монастырь загудел бы, как разворошенный улей. Рассказать всем, что твердыня мисс Петтигрю впервые дала трещину, было равносильно предательству. Узнай об этом паломники, они бы стали еще больше жалеть ее, но уважения бы поубавилось. Невыносимо было даже думать о том, как они печально покачивают головами над этими сакраментальными словами мисс Петтигрю: «Господь воскрес».

— Но ведь я своими глазами видела, — настаивала девушка, — она только что остановилась около вас.

— Просто ты все время думаешь о мисс Петтигрю, — сказала я. — Оставь ее, беднягу, в покое.

— Беднягу! — повторила девушка. — Насчет бедняги ничего не скажу. И вообще все с ней в порядке. Да, у нее есть глупые средневековые идеи, но это и все.

— С ней ничего не поделаешь, — сказала я.

И все же прошло немного времени, и делать что-то пришлось. Начиная с воскресенья, когда пошла четвертая неделя моего пребывания в аббатстве, мисс Петтигрю перестала появляться в трапезной. Отсутствие ее было замечено только в понедельник вечером.

— Кто-нибудь видел мисс Петтигрю?

— Нет, ее уж два дня как тут нет.

— Может, она в городе?

— Нет, из аббатства она не уходила.

В комнату мисс Петтигрю была направлена депутация с подносом, заставленным тарелками с едой. На стук никто не ответил. Дверь была заперта изнутри на задвижку. Но в тот вечер я слышала, что она бесшумно, как и обычно, ходит по комнате.

На следующее утро, после мессы, она пришла на завтрак с видом отрешенным и понурым, но одета была, как и всегда, аккуратнейшим образом. Она взяла стакан молока, подцепила на хлеборезке поджаренный кусок хлеба и нетвердым шагом направилась к себе в комнату. Когда она не вышла к обеду, кухарка снова поднялась к ней в комнату, и снова запертую на задвижку дверь никто не открыл.

На следующее утро я увидела мисс Петтигрю на мессе, она стояла на коленях немного впереди меня, положив подбородок на требник, словно ей трудно было удерживать голову и шею в вертикальном положении. Выйдя наконец из часовни, она двинулась исключительно медленным шагом, но почти без остановок. Тик-Так бросилась к ней, чтобы помочь сойти со ступенек. Мисс Петтигрю остановилась и посмотрела на нее, кивнув в знак признательности, но явно отклоняя помощь.

В комнате ее ждал врач. Потом я слышала, как он задает ей множество вопросов, всячески в чем-то убеждает, но она просто смотрела словно сквозь него. Подошел аббат в сопровождении нескольких монахов, но она снова заперлась изнутри и, хоть они и соблазняли ее супами и мясным бульоном, дверь открывать отказывалась.

Говорили, будто послали за ее родичами. Говорили, будто нету нее никаких родичей и послать не за кем. Говорили, что она признана невменяемой и ее следует забрать отсюда.

На следующее утро, она, вопреки обыкновению, в семь не встала. Лишь в полдень я различила за стеной какое-то шевеление, затем протяжные звуки медленного подъема и одевания. Какой-то тихий стук — наверное, ботинок выпал из слабых ладоней. Я догадалась, что она наклоняется, вновь пробует натянуть его. Пульс у меня так участился, пока я прислушивалась к этим медленным размеренным движениям, что пришлось выпить транквилизаторов больше, чем обычно. По крыше тяжело и размеренно застучали капли дождя.

«Неврастеники никогда не сходят с ума», — неизменно уверяли меня друзья. А теперь я и сама поняла разницу между неврозом и безумием и, не находя себе места, едва ли не завидовала женщине за стеной и чистому холодному — в границах ее странной мании — здравомыслию ее поступков. Только совершенный безумец, думала я, может сообщить: «Господь воскрес» — и той же непринужденной манере, в какой говорят: «Вас к телефону».

Стук в дверь. Я открыла, все еще дрожа от возбуждения. Это оказалась Дженнифер. Она зашептала, глядя на перегородку, отделяющую меня от мисс Петтигрю:

— Пошли, Глория. Вас просят выйти на полчаса. За ней придут сестры.

— Какие сестры?

— Из психиатрички. И мужчины с каталкой тоже будут. Нас, говорят, не хотят беспокоить.

Видно было, что Дженнифер едва сдерживает себя. По ней все прочитать еще легче, чем по мне. Было нетрудно заметить, что ей очень хочется остаться, послушать, посмотреть из окна, увидеть, что происходит. Меня это возмущало и бесило. С чего это Дженнифер так хочется удовлетворить свое любопытство? Разве не считала она, что все «одинаковы», разве признавала она различие между людьми и предметами, так какое у нее есть право на любопытство? Я — дело иное.

— Я остаюсь, — сказала я обычным голосом, указывающим на то, что у меня нет ни малейшего намерения участвовать в сплетнях. Дженнифер удалилась, в раздражении.

В то время невменяемость была моим злейшим врагом. И вот, в образе невинности и достоинства, свойственных мисс Петтигрю, этого врага, поселившегося в соседней комнате, увозит карета «скорой помощи». Скучать по нему я не буду. Потом мне стало известно, что и Дженнифер, притаившись где-то неподалеку, видела, как карета подъехала к аббатству. Как, впрочем, и большинство его обитателей.

Карета обогнула здание и подъехала к нему сзади. Мое окно выходило на противоположную сторону, но его мне заменили уши. Я услышала женский голос, в ответ раздался голос кого-то из наших священников. Тяжелые шаги, какой-то грохот на ступеньках, незнакомые голоса поднимавшихся по лестнице мужчин.

— Как, говорите, ее зовут?

— Марджори Петтигрю.

Грохот и стуки на лестнице продолжались.

— Ключа нет. Внутри задвижка.

Когда они замолкали, я слышала почти неслышные движения мисс Петтигрю. Она продолжала заниматься каким-то своим делом.

Они постучали в дверь. Я порывисто потянулась к четкам, по которым молилась за мисс Петтигрю. Послышался мужской голос, добродушный, но на редкость громкий: