Читать книгу "Пятый персонаж - Робертсон Дэвис"

Да, она его любит. И всегда любила. Она понимает его пылкий, неугомонный дух, столь плохо совместимый с современной политикой, где самое главное — это заигрывать с обывателями. Она всегда видела в нем — нет, она совсем не претендует на высокую интеллектуальность, но все же читала кой-какие серьезные книги — канадского Кориолана. «О свора подлых псов! Я ненавижу, как вонь гнилых болот, дыханье ваше!»[64]Она легко могла представить себе, как он бросает эти слова в лицо сукиным детям, которые прокатили его на последних выборах. Она стремилась к нему всем своим сердцем как к истинно великому человеку, слишком гордому, чтобы пожимать руки и целовать младенцев, лебезить перед всякими подонками, чтобы те позволили ему делать дело, для которого он рожден.

Одним словом, мужественность (от слова «мужской») ума, позволившая Денизе Хорник добиться успеха в мире, была отброшена и под этой грубой оболочкой обнаружилась нежная, любящая женщина, найденная и пробужденная Боем Стонтоном. Они поженились после соответствующих приготовлений.

Эта свадьба не была ни религиозной церемонией, ни веселым праздником; я бы назвал ее светским приемом по первому классу. Присутствовали все влиятельные обитатели финансового и экономического мира; неутомимая невеста сумела вытащить из Оттавы чуть не половину министров, премьер-министр прислал поздравительную телеграмму, сочиненную самым красноречивым из его секретарей. Венчал их епископ Вудиуисс, для чего потребовались длительные уговоры и клятвенные заверения, что Дениза не была в разводе виновной стороной; Бой говорил мне потом, что все эти епархиальные заботы и слухи о смерти Бога заметно испортили епископа, а ведь умный был человек. Новобрачная блистала обручальным кольцом с бриллиантом размеров необычайных, шафером был президент какого-то банка; наилучшее шампанское текло, как наилучшее шампанское, порученное заботам очень хорошего буфетчика (то есть не больше трех фужеров на нос — если обладатель того носа не начнет скандалить). Веселья особого не наблюдалось, но и горечи тоже, если не считать эпизода с Дэвидом.

— А мы будем целовать невесту? — спросил его некий средних лет гость.

— А почему бы и нет? — пожал плечами Дэвид. — Ее целовали ничуть не меньше, чем Библию в уголовном суде, и примерно такие же люди.

Гость побежал рассказывать другим гостям, что думает Дэвид о своей новой мамочке.

Я сомневаюсь, чтобы Дэвид был прав. Ни он, ни Каролина не питали к Денизе особо теплых чувств, а ее дочку Лорену так вообще не переваривали.

До свадьбы о Лорене вроде как забывали, хотя она, конечно же, была существенным элементом создаваемой семьи. Тринадцатилетняя рябая после ветрянки девочка, она являлась плодом того самого брака с Хорником, о котором говорила Дениза. Лорена рано развилась, ее большие, на редкость упругие груди торчали вверх, к самому подбородку, создавая впечатление, что у нее совсем нет шеи. У нее было плотное короткое туловище и такая плохая координация движений, что она каким-то образом умудрялась сшибать предметы со столов, расположенных вроде бы вне ее досягаемости. Она плохо видела и носила очки с толстыми стеклами. Ее руки и ноги — а наверное, и все тело — обещали быть чрезмерно волосатыми, при малейшей нагрузке она буквально обливалась потом. Лорена смеялась часто и громко; когда она заходилась особо долгим смехом, у нее по подбородку текли слюни, потом она замечала их, втягивала назад и густо краснела. Недоброжелательные люди называли ее дурковатой, что было несправедливо; учителя специнтерната, где Лорена жила и училась, сочли ее достаточно способной, чтобы заниматься не в обычном классе по немудреной стандартной программе, а в усиленном; кроме того, она училась стряпать и вполне прилично шила.

Уже с самого начала свадьбы Лорену охватило буйное веселье. Шампанское полностью отключило ее сдерживающие центры; ликующая, со слюной на подбородке, она носилась по залу, натыкаясь на не успевших увернуться гостей, и во весь голос кричала: «Сегодня я самая счастливая девочка в мире! У меня теперь чудесный новый папочка, мой папуля — он разрешил мне называть его папулей! Посмотрите, какой он мне подарил браслет!»

Добрая и простодушная, Лорена пыталась сойтись с Дэвидом и Каролиной поближе. А как же еще, ведь они теперь одна семья. Бедняжка даже не подозревала, какие разные, порою странные отношения может подразумевать слово «семья». Каролина с ее перманентно мерзким характером отвечала новообретенной сестричке откровенными грубостями. Тем временем Дэвид напился; когда был провозглашен тост за невесту и жених произносил ответную речь, его сынок хихикал и отпускал вполголоса сомнительные шуточки.

Редко бывает, чтобы на свадьбе да без клоуна; на второй свадьбе Боя в роли клоуна выступала Лорена, когда же она упала — то ли от шампанского, то ли от непривычно высоких каблуков, то ли от того и другого разом, — я помог ей подняться, отвел в прихожую и внимательно выслушал ее рассказ, какая у нее собака, и что она умеет делать, и какая она умная. Через какое-то время Лорена уснула, и двое официантов отнесли ее в машину.

3

Так уж повелось, что старые друзья мужа вызывают у жены определенную неприязнь, но я сразу почувствовал, что в моем случае Дениза проявляет необычную суровость. Она была довольно умна, довольно привлекательна, обладала редкими способностями к интригам и политиканству, а также еще одним своеобразным качеством: вся ее жизнь, все ее интересы носили сугубо внешний характер. И не то чтобы Дениза была слепа и глуха к вещам духовным — нет, она чувствовала, что они существуют, и относилась к ним с откровенной, агрессивной враждебностью. Она прямо заявляла, что согласилась на церковный брак исключительно ради Боя, чтобы не повредить ему в глазах общества, она порицала обряд венчания за то, что он ставит женщину в приниженное положение. Вся ее кипучая энергия была направлена на социальные преобразования. Упростить процедуру развода, прекратить дискриминацию женщин при оплате труда и приеме на работу — вот что видела Дениза делом своей жизни, и она служила этому делу не как карикатурная мегера-феминистка, но рассудительно и трудолюбиво, со всей своей логикой и коммерческой сметкой. Бой постоянно убеждал меня, что под ее внешней оболочкой деловой женщины и общественной деятельницы таится милая, застенчивая девочка, робко ищущая любви, ласки и понимания, однако Дениза не спешила продемонстрировать мне эти свои качества, так что они навсегда остались скрытыми от моих глаз на манер обратной стороны Луны. Она интуитивно чувствовала, что я вижу в женщинах не своих сограждан, которых крупно надувают из-за каких-то мелких биологических отличий, а нечто совсем, совсем иное. Возможно, она даже догадывалась, что я высоко почитаю женщин — и именно за те их качества, которые она в себе подавляла. Во всяком случае она не желала видеть меня в своем доме, и если я по тридцатилетней привычке заходил к Бою, она тут же начинала со мною спорить, преимущественно о религии.

Невежда в религиозных вопросах, она, как и все ей подобные, приписывала людям, тем или иным образом связанным с религией, совершенно бессмысленные воззрения. Занимаясь туристическим бизнесом, она неизбежно должна была наталкиваться на мои книги, а потому знала, что я пишу о святых. Святость, святые — все это казалось Денизе чудовищной бессмыслицей, так что в ее глазах я стоял на одном уровне с людьми, гадающими на кофейной гуще, и проповедниками социального кредита.[65]Меня продолжали приглашать на обед, но теперь это делалось от случая к случаю и непременно в компании других нежелательных личностей, от которых нужно как-то отделаться; другом этого дома я не был.