Читать книгу "Гавань Семи Ветров - Дмитрий Воронин"

Поэтому Тернер и брел сейчас по этой пустоши, стараясь держаться подальше от людских поселений.

Он попытался заставить куртку отделиться от штанов — раньше для этого потребовалось бы мгновение, за которым не уследишь взглядом. Теперь же… нет, желаемого он достиг. Но от этого простого и привычного действия голову пронзила острая пульсирующая боль, а лоб покрылся крупными каплями пота. Да уж, для путешествия человеческая форма была далеко не самой лучшей.

Возникла мысль бросить тяжелый меч, но по зрелому размышлению Тернер решил, что лучше все-таки тащить за собой эту железку, чем в случае опасности оказаться без оружия. Он не был уверен, что сможет в нужный момент отрастить хотя бы небольшой костяной шип.

— Проклятый скакун…

И эту фразу за последние дни он произнес уже, наверное, в сотый раз. Видимо, даже меланхоличный скакун не выдержал зрелища изрубленного паука, медленно, мучительно превращавшегося сначала в жалкое подобие человека, а затем начавшего обрастать одеждой. Несчастное животное, и без того не пребывавшее в восторге от своего прежнего седока — ньорка, захрапело, а затем умчалось куда-то в неизвестность, бросив потенциального хозяина на произвол судьбы.

Сейчас скакун интересовал Тернера отнюдь не как средство передвижения — только лишь как пища. В обычное время еда ему нужна была достаточно редко, но сейчас, после полученных ран, он остро нуждался в мясе — пусть даже сыром. В самый первый момент, когда чудовищная слабость почти не давала ему возможности двигаться, он всерьез подумывал о том, чтобы съесть ньорка… Но отвращение пересилило — создатели, будучи людьми весьма предусмотрительными, вложили в свое творение стойкое отвращение к человеческому мясу. Ньорк, правда, не был человеком, и все же… и все же тьер не желал добавить к боли и слабости еще и выворачивающую наизнанку рвоту.

В небе показалась крошечная точка. Заметив ее, Тернер почувствовал, как мелко задрожали руки… стервятник. Пища, которая сама к нему летела, — оставалось только поймать. Он лег на землю, уставившись широко открытыми глазами в серое, хмурое небо, и замер. Оставалось лишь надеяться, что птица увидит это тело и сочтет его достойным ужином… и, если повезет, ужином окажется сама.

Оставалось лишь ждать… За прошедшие века тьер хорошо этому научился.

— Значит, вы бросили ньорка умирать?

Голос Черри не предвещал двум провинившимся следопытам ничего хорошего. Да они и не ждали, что за паническое бегство их погладят по головке. А уж Черри вполне могла погладить — только по шее, да еще чем-нибудь острым. Или поручить это дело Утару — а Белоголовый, говорят, был большим мастером отправлять людей на встречу с Эрнис медленно и со вкусом.

Двое смотрели в пол, неловко переминаясь с ноги на ногу. Хмурый, оправдывая свою кличку, насупился и молчал, второй же, именовавшийся Дилком и еще не заработавший права на боевое прозвище, время от времени пытался вставить в монолог Черри отдельные реплики, не осознавая, что тем самым роет себе могилу.

— Дык эта… он же мертвый был, хозяйка!

— Мертвый, говоришь? А этот… это… ну, в общем, с кем ньорк сражался, он что, тоже умер?

— Я ж говорил, госпожа, он вроде как и умер, а как Рамус его резать стал, так он его, стало быть, и того…

Хмурый мысленно закатил глаза. Он уже понял, чем закончится этот разговор, но все еще отчаянно надеялся, что длинный язык молодого напарника доведет того до гроба и тем самым удовлетворит жаждущую крови Черри.

А та от услышанных слов дернулась словно от удара.

— Значит, ты говоришь, дружок, что вы оставили ньорка мертвым, а этого демона живым? — Ее голос был приторно сладким. — Значит, то, что ньорк погиб, ничего не дало, так? Вы благополучно дали демону возможность прийти в себя?

— Дык ведь Рамуса ж… эта… насквозь…

Черри подавила в себе яростное желание ткнуть кинжалом прямо в тупую морду следопыта. Для этого время придет. Позже. Она нервно зашагала по крошечной комнатке — лучшей, что смог найти для нее трактирщик.

Все складывалось отвратительно — отвратительно настолько, что она всерьез начала подозревать вмешательство неких высших сил, вознамерившихся окончательно погубить и без того весьма бесперспективную Охоту. Ньорк, этот ни в грош ее не ставивший ублюдок, вдруг исполнился такого энтузиазма, что буквально оставил позади всех, кого Черри намеревалась собрать для облавы. И, как и следовало ожидать, Тернера он догнал — да эта тварь, собственно, и не особо старалась скрыться… Черри заскрежетала зубами от бессильной ярости — о, если бы там, где сошлись эти два создания, оказалась она и хотя бы два десятка ее бойцов… избитого Тернера они бы изрубили в фарш, и не важно, каких потерь бы это стоило. Но нет — там, проклятие на их голову, оказались эти три идиота. И момент упущен… найти Тернера можно, собаки наверняка его выследят, но если эта тварь оправилась от ран — значит снова будет бойня.

— Значит, так, — прошипела она, прожигая взглядом стену, ибо опасалась, что попади ей на глаза сейчас этот болван, и она не сдержится, устроит показательную казнь… а времени для этого нет, времени нет совсем, ни часа, ни минуты лишней. — Значит, так, ты, Хмурый, сейчас ведешь нас к тому месту, где была битва. Немедленно. Демон не мог уйти далеко, он ранен… если мы не нагоним и не добьем его сейчас — все пропало. Я знаю его силу.

За ее спиной послышался топот ног. Хмурый, убедившись, что прямо сейчас его не распнут, бегом бросился наружу седлать скакуна и именем Черри отдавать приказы. Кажется, Дилку хватило ума последовать за ним.

— Утар, сюда должны подойти еще бойцы, человек двадцать. Дождись их, потом двигайся за нами. Всех собак я заберу с собой. Можешь оставить себе Рыжую, она поможет найти наши следы.

— Нет.

Она повернулась, и даже многое повидавший в жизни Белоголовый отшатнулся, увидев бешенство в глазах своей воспитанницы. Сейчас ее глазами на него смотрела сама смерть, и следовало выбрать, кто станет целью. Он понял, что Черри в гневе забудет все — и старую дружбу, и былые привязанности, и честь. Ею двигало только одно страстное, всепоглощающее желание — убить. Убить врага — любой ценой.

— Ты сделаешь так, как я сказала…

Лицо Утара осталось совершенно неподвижным, но изнутри его переполняло возмущение. Его девочка, с которой его связывало нечто большее, чем просто отношения учителя и способной ученицы, никогда не вела себя столь жестко. Да, она получила прозвище Дикая Кошка, но ее жесткость, даже иногда жестокость всегда была направлена на врагов, а не на друзей.

— Ты сделаешь так, как я хочу, — повторила она, чеканя каждое слово. — Отныне все будут делать так, как я говорю, и никак иначе. А тот, кто думает иначе… что ж, это будет его выбор.

Утар коротко склонил голову в знак согласия и с огорчением подумал, что, идя этим путем, девочка не приобретет себе множества друзей. А вот врагов… врагов будет немало. И, возможно, он станет одним из них. Белоголовый за свою жизнь сумел обзавестись некоторым числом недоброжелателей и отличался от них одним весьма важным свойством — он все еще был жив. А они — нет. И произошло это потому, что он, Утар, несмотря ни на какие привязанности, симпатии и прочие сентиментальные чувства, никогда не прощал обид. Правда, и обидеть его было непросто — обидеть по-настоящему, так, чтобы ветеран затаил злобу. Он умел прощать мелочи — и умел выделять то главное, что простить нельзя. Сейчас Черри очень близко подошла к опасной грани… а ему не хотелось, чтобы она сделала еще один, фатальный шаг.