Читать книгу "Люди золота - Дмитрий Могилевцев"

Хуан увёл половину конницы в Мема – и согласился стать под руку сына Соголон. Инги поразился настолько, что с полдня сидел в кузне, не понимая, что делать. Наконец заставил себя надеть кольчугу и оседлать коня. На площади перед башней мансы толпились люди с оружием. И кузнецы, и охрана Сумаоро. Они не захотели расступиться перед Инги. Встали, сомкнув щиты. Копий не опустили, но в их лицах Инги увидел презрение и насмешку.

– С дороги, – произнёс Инги негромко. – Вы слышите меня, воины?

– Поди к своей кузне, колдун. Пугай там баб, – ответили, ухмыляясь.

– Вы не знаете, кто я, воины? – спросил Инги.

– Ты – старый чародей, переживший свою силу, – ответил увешанный перьями чёрный. – Сумаоро сделает из тебя няньку для своих внуков.

– Трижды спросил я, – сказал Инги. – Теперь я замолчу – и заговорит он.

Меч на удивление медленно выходил из ножен – или это рука Инги не хотела отворять дверь, уже накрепко запертую? Одноглазый никуда не уходил. Он предавал, отнимая удачу, – но не лишал ни силы рук, ни проворства. А меч, скованный из чужой серой стали, сам летел к телам.

Инги не удержал свой голос и, стоя над телами, зарычал, глядя в небо. От его голоса люди падали на колени и роняли копья в пыль.

Голос его разбудил старого Балла. Инги вошёл к нему не сразу. Осмотрел зачем-то меч – не осталось ли крови? – стряхнул с одежды пыль. И потому увидел старика во всегдашней позе – уставившимся слепо в едва тлеющие угли. Только перевёрнутая чашка с водой и горсть риса, вывалившаяся из перевёрнутой калебасы, выдавали случившееся. Старик, перепуганный спросонья, вскочил, опрокинув жалкую пищу, – и тут же снова осел, уже неспособный от слабости ни кричать, ни метаться.

– Что с тобой, брат? – спросил Инги, не веря глазам. – Где твоя сила? Когда я видел тебя в последний раз, ты…

– Когда ты видел меня в последний раз, брат? – эхом отозвался старик, и голос его был как пустая шелуха. – Великий Ндомаири не считает лет. Как я когда-то. Ты разбудил меня. Мне было хорошо в мире духов.

– Прости, брат, – сказал Инги нетерпеливо. – Но знаешь ли ты, что творится в мире людей? Твоим сыном овладело безумие!

– Это его безумие. Его воля. Я зажился на земле людей и лишил его радости. Он уже стареет, мой Сумаоро. И до сих пор он – всего лишь тень за отцом. А отцу его давно опостылела власть. Я устал, брат мой. А Циссе всё не приходит за мной.

– Твой сын убивает всё, что ты построил. Пусть это его воля – и твоя. Пусть ты хочешь уничтожить всё, что всю жизнь строил, и отдать своих людей кровавому безумию. Но я не хочу, чтобы он убил меня! Неужели ты позволишь, чтобы твой сын убил твоего брата?

– Убил? Сумаоро? – переспросил Балла сонно. – Зачем ему убивать тебя? Он хороший, мой Сумаоро. Слабый. Но это моя вина – я не сумел пробудить его кровь. Одни мечты, только мечты. От них остаётся горечь.

– Чтобы пройти сюда, я пролил кровь. Брат мой, проснись! В твоём теле ещё много силы. Выйди вместе со мной!

– Зачем? – спросил Балла мягко. – Мне хорошо здесь. Мне не страшно ждать её здесь.

– Прежде чем войти к тебе, она пройдёт через твой город. Прислушайся! Ты слышишь крики и лязг железа? Вставай, Балла, вставай! Только ты можешь спасти свой народ!

Балла сонно кивнул – но остался сидеть. Тогда Инги схватил его за плечи. Вздёрнул, поставил на ноги. Крикнул в лицо:

– Пойдём!

Инги хотел лишь одного: чтобы старый манса вышел сам, твёрдый и прямой, как подобает повелителю. Но на них никто не обратил внимания. На площади перед башней дрались – без строя, вперемешку конные и пешие, вопя и воя. Холодея, Инги различил сквозь гам клекочущий голос Мятещи.

И тогда Инги кинулся к огромному барабану мансы, стоявшему у порога. В любое время дня и ночи его должны были охранять кузнецы. Но сейчас оба стража лежали, истыканные стрелами, из барабанного бока торчал нелепым отростком дротик. Инги подобрал забрызганное кровью било. Ударил раз, другой – и закричал во всю глотку:

– Глядите на господина! Глядите!

Но его всё равно бы никто не услышал – если бы с дальнего края площади, где рубилась с непонятной толпой пеших кучка всадников, не отозвались зычно:

– Стойте, люди! Глядите на господина!

На площадь будто опустилось ватное облако, глуша крики и лязг. Толпа расползлась по углам, выставив копья, нацелив луки. Инги узнал своих кузнецов, узнал людей игбо и охотников манде. И Сумаоро, окружённого перепуганной охраной, оттеснившей его подальше от башни, закрывшей телами, – но Сумаоро всё равно возвышался над ними на две головы, и торчало на его шлеме одно надломленное страусиное перо. А посреди площади остался стоять Мятеща, залитый кровью с ног до головы, и ещё с ним кто-то в шлеме с личиной, опирающийся на порубленный щит.

– Люди соссо, – сказал вдруг старый Балла, и голос его, огромный и гулкий, раскатился по площади. – Люди соссо, что за безумие овладело вами? Сын мой, Сумаоро, подойди ко мне!

Сумаоро послушно слез с коня и пошёл через площадь, стараясь не ступать на тела. Далеко обошёл Мятещу, прошёл мимо кузнецов и игбо. И, не дойдя до отца десятка шагов, остановился. Лицо его было рыжим от пыли.

– Зачем ты принёс смерть к моему порогу, сын? – спросил Балла.

– Отец… великий манса. – Сумаоро сглотнул. – Это он, он не хотел меня слушать, твой колдун. Я хотел, чтобы тебя не тревожили, а он… Он совсем меня не слушает, и его люди, а ты ведь сам сказал – я теперь великий манса!

– Ты – великий манса? – спросил Инги удивлённо.

– Я думал, эта ноша сделает тебя мужчиной, – сказал Балла, глядя сыну в лицо. – А ты…

Но тут огонь вспыхнул под веками Сумаоро. Он выпрямился и, глядя презрительно на отца, процедил:

– Не ты ли сам отдал мне власть? Не тебе ли надоело заботиться о своей земле? Ты же захотел спать у огня, уйти навсегда в страну духов. А чего ты хочешь теперь? Я правлю – как ты и хотел! А отданного тобой я тебе не верну. Если хочешь – возьми силой!

– Мальчик мой, Сумаоро, ты хочешь, чтобы я при всех унизил тебя? Или ты захотел стать отцеубийцей?

– Отцеубийцей я не стану, – сказал Сумаоро, ухмыляясь. – И ты не унизишь меня перед всеми, не проклянёшь. Я – твоя кровь. Твой Сумаоро. Ты меня таким сделал. Так что теперь ты пойдёшь наверх, к своему огню из дурман-травы, а я наведу порядок. И первым разберусь с ним, с тем чудищем, что спряталось за твои плечи. Это он затеял всё! Его сын сейчас бунтует Мема! И Хуан к нему ушёл. – Щёки Сумаоро вдруг задрожали, и он опустил глаза. – Я ведь ничего ему не сделал, я ему столько дарил всего, а он… он обманул меня.

– Мальчик мой, не надо, – сказал Балла негромко. – Я знаю, что делать. Послушай меня в последний раз, хорошо? Сейчас я выйду на середину площади и скажу всем, что я ухожу к мёртвым. И потому умершие сегодня – это те, кого я забираю с собой, чтобы не идти к предкам в одиночестве. Все раненые сегодня тоже пойдут со мной, а впереди меня пойдёт он, – Балла указал на Инги, – и покажет мне дорогу. Иди к своим воинам. Иди.