Читать книгу "Хранитель Чаши Грааля - Наталья Александрова"

Педро немного помолчал, собираясь с силами.

– В то самое время, когда я прочел фрагмент книги, ко мне в дом пришел страшный человек из другого мира, человек с послушным ему чудовищем. Он хотел заполучить книгу и расправиться со мной, поскольку я слишком много узнал. Каким-то чудом мне удалось спастись от зверя. В мой дом забрел случайный бродяга, его-то и растерзал Нимрод. Я несколько дней прятался в горах – к счастью, я знаю там все тропы. Потом я вышел в маленький горный поселок, где узнал из газеты, что меня считают погибшим. Это было в моих интересах. Я спрятал книгу на прежнем месте и постарался связаться с тобой, передать тебе указания в такой форме, чтобы только ты их понял. Ну вот… ты оправдал мои надежды, справился с немыслимо трудной задачей! Я следил за тобой издалека, хотя ничем не мог помочь. А когда с Марией случилось несчастье, я решил находиться возле нее, потому что знал – здесь, в больнице, ей может грозить опасность…

Педро снова замолчал, но вдруг спохватился и торопливо проговорил:

– Что же я отвлекаю тебя от самого главного дела? Ведь ты прибыл сюда, чтобы спасти Марию! Не буду мешать тебе… обо всем остальном мы поговорим позже.

Старыгин склонился над Марией, вгляделся в ее безжизненное, бескровное лицо. Казалось, жизнь полностью оставила девушку: губы ее были мертвенного синевато-серого оттенка, под глазами залегли глубокие тусклые тени. Волосы ее, когда-то прекрасные волосы, отливавшие темным старинным золотом, рассыпались по подушке, как сухие неживые листья рассыпаются вокруг опавшего дерева. Дмитрий Алексеевич бережно приподнял ее голову, поднес к губам флакон с драгоценным настоем. Вытесняя мертвые химические запахи больницы, запахи лекарств и страданий, запахи смерти и бессонных ночей, палату наполнил удивительный, волнующий аромат – аромат степного полдня, аромат бесконечного простора, аромат жизни.

Густая маслянистая жидкость по капле смочила сухие растрескавшиеся губы Марии – так падают первые капли дождя на иссохшую, мертвую землю, измученную долгой засухой.

И безжизненное тело вздрогнуло, напряглось, по нему пробежала короткая мучительная судорога. Глаза Марии приоткрылись, она смотрела прямо перед собой тусклым, невидящим взглядом, словно видела нечто, недоступное живым.

Мария дрожала, губы ее плотно сжались, из груди вырвался мучительный стон.

Старыгин осторожно убрал флакон с настоем от губ Марии, завинтил колпачок и сжал трепещущие руки девушки своими горячими ладонями. Судорога еще какое-то время сотрясала ее легкое, высохшее за время болезни тело, но постепенно отпустила его. Ноги ее еще продолжали дрожать, но затем и они неподвижно вытянулись. Мария снова безжизненно лежала, закрыв глаза. Казалось, все осталось как прежде, целебный настой не совершил чуда.

Дмитрий Алексеевич жадно вглядывался в ее лицо, стараясь найти в нем благотворные перемены – но не обнаруживал их. Казалось, смерть никак не хочет отдавать ему свою жертву. Неужели она выиграла последнюю битву за это иссохшее, измученное болезнью тело и глубоко спрятанную в нем бессмертную душу?

Старыгин на мгновение отвернулся от лица Марии, взглянул в окно.

За ним виднелось предрассветное небо, едва заметно светлеющее, и крона дерева, росшего возле самой больничной стены.

Он снова сжал руки девушки, но смотрел не на нее, а происходящее за окном, словно призывая на помощь животворные силы природы.

Из темной глубины ночного неба медленно выступала широкая, яркая полоса бледно-розового света, она пропитывала небо, как кровь пропитывает повязку, и постепенно залила весь небосвод ликующим сиянием. И вдруг, словно отзываясь на это розовое сияние, словно радуясь рассвету нового дня, дерево за окном вздрогнуло и затрепетало всей своей листвой. И в ту же секунду с его ветвей с победным щебетом сорвалась стая птиц. Этот радостный щебет и рассветное сияние наполнили все небо, весь заоконный простор.

И, словно ей передались радость и ликование наступающего весеннего утра, Мария тоже затрепетала. Руки, которые только что были безжизненными и сухими, как мертвые ветки, сжались в ответ на пожатие мужских рук – но теперь это была не мучительная судорога терзающей тело болезни, а осмысленное и радостное пожатие живой человеческой руки.

Старыгин склонился над девушкой, вгляделся в ее лицо и едва поверил себе: буквально на глазах ее кожа розовела, смертные тени уходили из него, как уходят на рассвете последние призраки отступающей ночи, губы шевельнулись, приоткрылись и что-то неслышно проговорили.

Дмитрий Алексеевич наклонился еще ближе, чтобы расслышать этот беззвучный шепот, и скорее не расслышал, а догадался, что Мария попросила пить.

Он торопливо потянулся к столику, схватил графин с питьевой водой, плеснул немного в стакан и поднес его к губам девушки. Он вновь приподнял голову Марии и влил в ее губы несколько капель воды. Она проглотила воду жадно и благодарно, лицо ее заметно порозовело, глаза приоткрылись.

На этот раз в них было осмысленное выражение, и сами глаза стали прежними – цвета живого янтаря, и в палате стало светлее, словно глаза Марии рассыпали в воздухе тысячи золотых искр.

– Это ты… – прошептала Мария едва слышно, и ее губы тронула кроткая, неуверенная улыбка. – Это ты… Я ждала тебя… Я знала, что ты придешь…