Читать книгу "Ведьмак - Виталий Гладкий"

– Не спеши, – сказал я Зосиме. – Подо мною гать.

– Ну надо же… – сказал запыхавшийся Зосима и перевел дух – Хух… Чудеса.

– Если выберусь из этой передряги живым, пойду к твоему ДЕРЕВУ и принесу ему жертву. Клянусь.

– Это ты правильно решил. Тут без помощи… – Зосима намеревался сказать, чьей именно, но проглотил слова, и я услышал лишь конец фразы: -… не обошлось.

– Что да, то да, – согласился я и попытался достать оброненную слегу.

С трудом дотянувшись до жерди (не без помощи плотика), я начал прощупывать ею бревна, на которых стоял. Оказалось, что гать тянется от того островка, где мы отдыхали, куда-то дальше.

– Как думаешь, – спросил я Зосиму, – куда она ведет?

– Дык, это, дураку понятно, что не в безвылазную трясину. Думаю, гать идет через все болото. Я когда-то слышал… м-м… – Зосима пожевал губами. – Да не верил.

– Что ты слышал?

– Про нее, про эту дорожку.

– А если конкретней?

Зосима оглянулся на Идиомыча, который стоял, словно столб, на том же месте, где его застал мой «хелп»[6], и ответил почти шепотом:

– Ее сам леший мостил. Давно это было, даже деды не помнили когда.

– Верю. Даже в лешего верю. Я теперь во все, что угодно, поверю. Но у меня есть вопрос – зачем он ее мостил? Или к старости захотелось комфорта? Приятно, знаете ли, прокатиться с ветерком под полной луной по этой гати на тройке, в которую запряжены царевны-лягушки. Думаю, что в те далекие времена гать шла поверх болота. Это сейчас ее засосала грязь.

– Зачем мостил – не знаю, – ответил Зосима; и добавил рассудительно: – А вот то, что гать подмогнет нам преодолеть топкие места, это как пить дать.

– Если она не сгнила… – буркнул я, продолжая орудовать слегой.

Но сколько я не стучал жердью по бревнам, они не крошились и не ломались.

– Напрасно стараешьси, – сказал Зосима. – Раньше все делалось на совесть.

Они с Идиомычем уже перебрались на гать. А Зосима от полноты чувств даже закурил. Глядя на их нелепые, вымазанные грязью, фигуры, я вдруг заржал.

– Ты это чего? – подозрительно спросил Зосима. – Ты чего, а?

– Представляешь, что будет, если кто-то из местных заметит нас посреди Пимкиного болота? – сказал я, насмеявшись вволю; похоже, мой смех был реакцией на смертельную опасность, которая благополучно миновала.

– Что будет, что будет… Ничего не будет, – сердито ответил Зосима. – Пущай не лупят зенки, куды им не надо.

– Нет, тут ты ошибаешься. Сразу же пойдет гулять окрест слух, что на Пимкином болоте черти шабаш свой справляли прямо средь бела дня. Вот будет потеха. Народ вообще перестанет в лес ходить. Даже за грибами. А нам станет лучше – никто не будет дичь распугивать.

– Не выдумывай. Пора двигать. Тока не спрыгни опять в омут! Не лови гав.

– Слушаюсь, гражданин начальник! – Я шутливо козырнул. – Николай Карлович, проснитесь, мы снова выходим на маршрут.

– Что? А, да…

Идиомыч выглядел неважно. Он уже отвык от больших нагрузок, так как его молодость осталась далеко позади, поэтому каждый шаг давался ему со скрипом – в прямом смысле слова.

Увы, с годами человек накапливает не только деньги в банке, но и солевые отложения на суставах.

Как нам повезло! Гать была неширокой, но, вопреки моим опасениям, века ее не тронули. Или, скажем так, почти не тронули. Похоже, бревна под нами были дубовые.

Да, не жалели в прошлые времена леса, не жалели…

И нынче нам, потомкам, остались лишь былины, в которых рассказывается о густых кудрявых дубравах, где таился Соловей-разбойник, да редкие экземпляры богатырской породы, как Зосимино ДЕРЕВО, каким-то чудом избежавшее цепких корыстных рук человека.

Теперь мы шли быстрее – только слегами постукивали. Шли, как слепцы, почти вплотную друг к другу. Примерно через два часа мы, наконец, достигли вожделенной цели – того острова, который манил нас зеленой древесной шапкой и высоким берегом.

Вскарабкавшись на бережок, мы без сил упали в траву и долго лежали без единого движения, радостно впитывая всем телом надежную земную твердь.

Грязь, покрывающая наши тела, начала подсыхать, причиняя беспокойство, и только это обстоятельство заставило нас оторваться от земли и найти место, где можно было искупаться, а также постирать одежду.

Примерно через час, отдохнувшие и чистые до неприличия, мы двинулись вглубь островка, надеясь, что он все же окажется полуостровом.

Но нашим надеждам не суждено было сбыться. До ближайшей «большой земли» было еще километра два. Я даже сел, когда увидел, что наши страдания будут иметь продолжение – ноги вдруг отказали.

Ведь это опять надо бултыхаться в грязи неизвестно как долго!

Мать моя женщина…

Глава 24

Костерок соорудил Зосима. Я был в отчаянии, поэтому угрюмо сидел на бережку и неотрывно смотрел на дальние леса, словно надеялся, что они, повинуясь моей магической силе, придвинуться поближе к острову.

Но деревья наплевательски отнеслись к моему отчаянному душевному призыву и по-прежнему торчали там, где их когда-то посадили лесные божества (если верить Зосиме). А кто же еще?

У нас леса только рубят, а их воспроизводством пусть занимается кто угодно, хоть сам леший. Всем наплевать, что мы рубим сук, на котором сидим. Главное не зеленое дерево, а зеленые баксы в кармане… чтоб они сгорели вместе с фабрикой, где их штампуют.

Вот с такими мрачными мыслями я и сел к костру, чтобы обсушиться. Пока суть, да дело, Зосима сварганил супец – банка тушенки на котелок воды, немного грибов, которые вылезли из-под земли рядом с нашим биваком, специи, соль и горсть пшена. Между прочим, получилось вкусно.

Хотя с голодухи некоторые товарищи даже кожаные голенища сапог жевали. А куда денешься – мамона, что в желудке сидит, не принимает никаких разумных доводов. Вынь ей харчи, да положь, и все тут.

Ели мы, предварительно пропустив по пятьдесят грамм водки уже из моего НЗ, в полном молчании. А о чем было говорить? И так ясно, что наши мучения продолжаются.

Ну, гады, вырвусь с болота, перестреляю всех на хрен! А дальше будь, что будет. Пусть сажают. Зато я получу моральное удовлетворение.

Это мне вспомнились черноризцы и их пахан-ведьмак. Это какой же сволочью нужно быть, чтобы по невинным людям шмалять из винта за здорово живешь. Уроды, мать их перемать!…

Насытившись, я выбрал место, где земля помягче и трава погуще, и прилег. Идиомыч, который хлебал супец дольше всех, поискал глазами, где бы приткнуться, но я сделал вид, что не заметил его вопросительных взглядов.