Читать книгу "Особо опасная статья - Вячеслав Денисов"

Начни сейчас стрелять – снова смерть.

Немиров рассмеялся и вдавил лоб в пахнущее гнилью бревно.

– А может, выкупят меня так же, как Устимцева, а, советник?

– Ты дурак, – сказал ему следователь, медленно двигаясь к сараю.

– Ой, остановись, советник, – проворковал Немиров, высовывая в оконное отверстие ствол.

Но Кряжин шел, сократив расстояние уже наполовину.

Немиров увел «беретту» на полметра от головы следователя и нажал на спуск. Блестящая латунная гильза, вылетев из пистолета, глухо стукнулась о стену и скатилась к его ногам. Он поднял ее и понюхал. Она не пахла смертью. Летом, автомобилем, чем угодно, но не смертью.

Шаги приближались, и Немиров, уже не глядя, снова высунул в окно ствол и нажал на спуск. Теперь он уже откровенно уводил пулю в сторону от идущего к нему человека. Вторая гильза улетела в соседнюю комнату через проломленную в стене дыру.

– Назови адрес, Олег, – услышал в окне Немиров.

Шатаясь, он встал, оперся на косяк оконного переплета, почесал пистолетом нос и впервые в жизни увидел лицо следователя так близко.

– Скажи, Олег…

Кряжину в лицо ударила струя крови. Это было настолько неожиданно, что он отшатнулся от окна, едва не упал. Растерев лицо, он бросился к наличнику окна.

Там все было в крови. Пожелтевшая от сырости и старости штукатурка, белая сорочка Немирова, его серый пиджак, лицо, похожее на сплошную красную кляксу, поставленную в тетрадку неаккуратным учителем прилежному ученику.

Немиров извивался от боли и страха, пытаясь отсрочить смерть еще на секунду. Сжимал пальцами раздувающуюся от напора крови рану на шее, шипел и сучил ногами по прогнившему полу.

Не веря в произошедшее, Кряжин перемахнул через липкий подоконник и встал на колени перед умирающим Немировым.

– Олег, назови адрес!.. Покажи, чтобы я понял!..

Тот уткнулся в грудь советника оловянным взглядом, отпустил горло, и с него, уже ничем не сдерживаемая, ручьем потекла черная кровь. Еще мгновение – и лицо его осунулось, помертвело и веки остановились, как шторки сломавшегося фотоаппарата. Глаза, которые оптимист назовет наполовину открытыми, а пессимист – наполовину закрытыми. Он умер.

Майор в Шереметьево оказался прав. Не стоило изначально затевать эту клоунаду.

17.09.2004 г., один час 13 минут до заседания коллегии Европейского суда.

Кряжин сидел в квартире Кайнаковых с Саланцевым и Сидельниковым на привычных местах. И в отличие от хозяев квартиры не выглядел таким взволнованным. Президент «Транс-Угля» и его супруга свято верили в то, что дядя Николая, Ян Михайлович Трошников, сражается за жизнь своего племянника и проиграть не может. Не может проиграть этот человек, известный во всем мире! Он всемогущ. Любит Колю. У него связи. И много денег. Что еще нужно, чтобы мальчика не убили?

Если Сидельников опять отмочит какую-нибудь залепуху, позволяющую понять, что всемогущий представитель находится под контролем спецслужб России и уже несколько дней не в состоянии не только воспользоваться своими связями, но и выехать на родину, то придется туго. Чего Кряжин хотел сейчас меньше всего, так это истерики и потери сознания.

Нить, искомая с таким трудом, найденная и так тщательно вытянутая, оборвалась. «В связи со сложностью и особой важностью». Вот основной принцип подхода к делу, следуя которому он всегда работал. Все похищения по своей сути схожи; они зарождают надежду у одних и приносят трагедию другим. Случайных людей никогда не похищают. И в этом схожесть всех случаев, когда исчезнувшего человека пытаются поменять на нечто менее ценное.

Но способов реализации умысла похитителей множество. И они становятся коварнее день ото дня. Преступный ум изучает опыт, анализирует полученные данные, систематизирует их и выводит формулу, применимую к данному конкретному случаю. Главное для похитителей – не столько получить требуемое, сколько воспользоваться полученным.

Исчезновение сына московского миллиардера Кайнакова для Кряжина откровением не стало. Но вот требования, выставленные позже, привели его в состояние легкой растерянности. Только русский ум способен отважиться на такую комбинацию, как давление на Европейский суд посредством третьего лица, на момент совершения преступления не только не знающего о происходящих событиях, но и не находящегося в стране. Расчет был прост, и технически он удался. Трошников приехал, «загрузился» и выехал в Страсбург совершать мужественный, христианский поступок – спасать жизнь ребенка. Творить добро. Причем устремления его были столь серьезны, что останавливать эти глупые устремления пришлось во Франции с подключением спецслужб.

Нужно хорошо знать Трошникова, чтобы решиться склонить его не только к мягкотелости, но и к откровенному криминалу. Выяснилось, что представителя России в Европе можно уговорить, заставить позабыть об обязанностях. Неужели Немиров так хорошо знал морально-деловые качества господина Трошникова?

Ответа на этот вопрос теперь найти не удастся. Пуля нервного «омоновца», грезящего правительственной наградой и авторитетом человека крутого нрава, вбила клин в колесо медленно, но уверенно двигающейся вперед телеги Кряжина. И теперь в одной из миллиона московских квартир рядом с Колей Кайнаковым находился последний из действующих лиц. Едва наступит момент истины, он поставит в деле точку – освобождать ребенка никто не собирался изначально. Ибо многое поставлено на карту, и отдавать в руки Генеральной прокуратуры свидетеля, хоть и девятилетнего, нельзя.

В одиннадцать часов по московскому времени история, конечно, не закончится, и финальный свисток прозвучит в момент окончания заседания коллегии Европейского Суда по делу Устимцева. Будет обязательно добавлено «компенсированное время». Коллегии нужно заслушать, обсудить и принять решение. Вот в момент его оглашения все и произойдет.

До приезда в дом олигарха Кряжин еще раз побывал в «Лефортово». Он убеждал Устимцева и просил при этом малого – человечности, объяснял, что последует вслед за реализацией его планов, но тот со свойственным ему хладнокровием лишь крутил пальцем у виска, клял людскую корысть, замешанную на крови, и убеждал следователя в том, что на нем есть крест, и снимать его с себя для подобных дел он никогда бы не собрался. Он снова просил телефон, однако поскольку звонить он желал не в квартиру, где ребенок, а в дом, где его папа, Кряжин в этой просьбе отказал.

Довольно концертов. Советник наслушался их досыта.

– Он не выдержит.

– Что? – оторвалась от заламывания пальцев Кайнакова.

– Я говорю, он не выдержит, – повторил Кряжин. – Похититель позвонит еще раз.

В воздухе царил дух ожидания, и фраза следователя, свидетельствующая о том, что он по-прежнему не «угомонился», была в этой зале лишней. Кайнаков повернул голову к следователю и взорвался:

– Почему вы так думаете? И почему – «похититель»? А не – «похитители»?