Читать книгу "Искалеченный мир - Вадим Громов"

Фюрер пока был целёхонек, он старался ползти как можно быстрее, чтобы разорвать расстояние с чем-то пока ещё невидимым Книжнику, но жутко напугавшим людоеда. Упёрся в стенку и с расширившимися от ужаса глазами пополз вдоль неё, в самый дальний угол.

Книжник дышал через раз, страстно желая оказаться подальше отсюда или хотя бы слиться воедино с крестом, к которому был привязан.

Через несколько секунд крепыш, забившийся в угол, взвыл нечеловеческим голосом. Очкарик, неотрывно наблюдающий за всем происходящим, уловил еле заметное колебание воздуха, принявшего какие-то невнятные очертания, приближающееся к Фюреру. Безусловно, у воздуха не может быть очертаний, а для колебания, ощущаемого не кожей, а глазом, в помещении была недостаточно высокая температура. Но к замеченному явлению подходило именно такое определение, и ничего другого в голову Книжника не лезло, хоть ты тресни… А может быть, это просто был оптический обман вследствие перекосившихся на носу очков и всего пережитого в последние несколько минут. Но он мог поклясться, что заметил что-то прозрачно-расплывчатое, скользнувшее в сторону ошалевшего от ужаса крепыша.

Фюрер тоненько, затравленно взвизгнул. Даже с разделявшего их расстояния Книжнику было хорошо видно, что взгляд у крепыша был поплывший, потерявший всякую разумность.

Через несколько мгновений раззявленный в визге рот Фюрера покрылся сеточкой кровоточащих трещин, убегающих от губ к носу, щекам, подбородку. Ещё через очень недолгий промежуток времени, за который сердце успевает стукнуть ровно один раз, вся кожа на лице крепыша лопнула с тем самым треском, обнажив голое мясо.

Одежда на теле людоеда исчезала, словно её щедро окатили кислотой, растворялась прямо на глазах. Грудь, живот, пах, ноги — всё покрывалось паутиной красных трещин. На полу мелко трепыхалось нечто, уже нисколько не походившее на человека, — окровавленный кусман плоти, биомасса…

А потом разнёсся тот самый тошнотворный звук. Людоеда вмяло в пол и стало расплющивать, превращая в багровую слизь, неравномерным широким мазком распределяемую по поверхности. Не осталось ни костей, ни кусочков плоти — только слизь, багровая субстанция. Пока ещё тёплая, влажная и, как снова померещилось Книжнику, шевелящаяся…

Над тем, что ещё с полминуты назад было людоедом по кличке Фюрер, вдруг медленно начал вспухать, наливаясь ярко-алым свечением, приплюснутый пузырь диаметром метров в пять-шесть, проявляясь из воздуха, из ниоткуда. Книжник испугался, что край пузыря достанет до них и случится что-то непоправимое. Но явление стало подрагивать, а его основание — как бы «скатываться» кверху, пропадать из виду…

Запах всё так же стоял в помещении, но дышалось уже чуть легче. Книжник по-прежнему старался выглядеть естественным продолжением креста, боясь, что это была только разминка. И сейчас неведомая сила, раскатывающая людей даже не в лепёшку, вернётся.

Но время шло, и ничего не происходило. Очкарик робко посмотрел в сторону Лихо, пребывавшей в беспамятстве от побоев Фюрера. Голова блондинки безвольно лежала на груди, которая, к безмерной радости Книжника, равномерно двигалась в такт дыханию.

Книжник вздохнул и начал делать первые попытки к освобождению. После нескольких минут усердного пыхтения носом и яростного напряжения ручных и ножных мускулов он сдался. Не Гарри Гудини, в самом-то деле… Надежда оставалась только на Шатуна, который, может быть, сумеет что-то предпринять. Но фразочка, оброненная Самсоном по поводу количества веревок, потраченных на укрощение громилы, сводила все надежды к цифири, имеющей приятную овальную форму.

Сбоку донеслось негромкое мычание: Лихо несильно мотала головой, приходя в себя. Голая нога, штанина с которой была снята прямо через ботинок, напряглась, словно ища опору.

Очкарик с упоением замычал, привлекая к себе внимание. Блондинка повернула голову в его сторону, явив обзору запачканное кровью лицо. Упоительное мычание Книжника сменилось сожалеющим.

Лихо обвела взглядом помещение. Продолговатый мазок того самого цвета, который не оставлял сомнений по поводу того, из чего этот мазок, собственно, и был сотворён, задержал её взгляд совсем ненадолго. Она снова повернулась к Книжнику, и тот пару раз дёрнулся, показывая, что ему никак не совладать с путами.

«Бац!» — Лихо звучно приложила каблуком ботинка, надетого на свободную ногу, по основанию креста, и из носка выскочил узкий стальной язык длиною сантиметров в пять. Опустив голову, блондинка принялась аккуратно кромсать верёвки, которыми была привязана вторая нога.

Спустя минуту конечность была свободна. Повиснув на руках, Лихо продемонстрировала неплохие акробатические навыки, начав чиркать лезвием по оставшимся верёвкам. С шестой попытки правая рука стала свободной. Книжник восторженно мычал, наблюдая за этой акробатикой.

Через пару минут Лихо была полностью свободна. Вытащила изо рта кляп и принялась натягивать штаны, которые в процессе перерезания верёвок оказались безнадёжно покромсанными спереди и немного — с левого бока.

— Штанам не терпелось последовать по стопам куртки, — философски заключила Лихо, оценивая новый фасон. — Печально, но факт. Да не дёргайся ты, иду уже…

Последняя фраза адресовалась Книжнику. Но сначала она подошла к тому, что осталось от Фюрера, и, наклонившись, двумя пальцами подняла деактиватор, лежащий с самого края. Протёрла его грязной тряпкой, найденной на тележке, которой, по всей видимости, чистили побывавшие в работе инструменты. Вернулась к Книжнику.

Орудуя ботинком, Лихо в полминуты освободила очкарика, и он с трудом сдержался, чтобы не броситься ей на шею.

Лихо направилась к Шатуну, озадаченно примеряясь к целому сонму верёвок. Фюрер не соврал: вязали громилу действительно вдохновенно и с большой оглядочкой на вероятные сложности. А их Шатун мог бы открыть целый контейнер, начав раздачу, в которой не было бы места скаредности.

Книжник сгрёб с тележки первый попавшийся под руку инструмент, направился к Алмазу и принялся кромсать верёвки с законченной ненавистью, как будто это были не верёвки, а Фюрер со сподвижничками.

— Изготовление дверных ковриков для ада, извольте видеть. — Алмаз был бледен, но не торопился сгибаться пополам и похабно пародировать Ниагару с помощью содержимого своего желудка. — У меня штанина не хлюпает сзади? Если и так, то нисколько не стыдно…

— Хорош юморить! — Лихо махнула ботинком, подзывая их с очкариком. — Давайте эту улучшенную копию гордиева узла как-то разрубать. Ушатаюсь в одиночку-то…

— Это же просто копия с замуринских зарисовок, — сказал Шатун спустя пять минут, освобождаясь от последних пут. — И запашок аналогичный. Не находишь, стеклорез? Или воспоминания несколько поблёкли?

— Такое не блёкнет. — Алмаза явственно передёрнуло. — А уж после сегодняшнего просмотра во всех подробностях процесса — точно никогда не забуду… Деактиватор не пострадал?

— Не должен. Я, конечно же, не знаю, на сколько атмосфер выдавала эта диковина, размазавшая Фюрера по бетону, но, насколько помню — наша последняя надежда рассчитана на колоссальные нагрузки. Ладно! Минута, отведённая на простые человеческие слабости, истекла. — Лихо привычно взяла командование в свои руки. — Есть такое насквозь идиотское предложение — выбираться отсюда. Кто со мной?