Читать книгу "Корабль Древних - Пол Дж. Макоули"

Синий огонь сверкнул в диске оракула. Женщина не успела даже вскрикнуть.

Йама до сих пор до конца не понимал, как ему удалось ускорить преображение в младенце зеркального племени. Теперь, пока он спал, прижавшись к теплому боку львицы, ему приснилось, будто он летит над темным городом, в котором светится только одно окно. Он покружил над горбатыми крышами и увидел комнату, освещенную единственной горящей точкой. Внутри за простым столом сидела женщина. Она читала его экземпляр Пуран. Она подняла голову, и Йама увидел, что над ее головой горит светлячок, белая смышленая звездочка, которая тотчас рванулась к нему. Ее сияние залило его нестерпимым светом и он проснулся.

Дождь прекратился. Под серым покрывалом облаков становилось светлее. В оракуле все еще стояла неземная картина чужого зеленого сада, но женщина исчезла. На ее месте стоял пес преисподней, он охранял Йаму всю ночь. Йама поблагодарил его, и он удалился, сжавшись в яркую точку, вобравшую в себя весь свет из оракула, и тогда тот превратился в слепой черный диск.

Йама заметил, что пальцы его мертвой хваткой сжимают монету и их свело судорогой. Он встал, чувствуя как затекли все суставы, ощущая ушибы и обожженный след веревки вокруг груди. Руку саднило там, где его схватил сын констебля Унтанка. Львица лежала, положив тяжелую голову на скрещенные лапы, и смотрела, как Йама выполняет упражнения, чтобы размять связки и согреть одеревеневшие мышцы. Вдруг ее уши дрогнули, и через мгновение Йама услышал, как кто-то выкрикивает его имя. Он обернулся и увидел, как к нему по морю травы приближаются люди, обходя высокие плиты термитных гнезд.

Львица поднялась и лениво затрусила прочь, рассекая высокие травы, словно занавес. А с другой стороны к нему бежала Тамора, и на Йаму обрушилась тупая тяжелая уверенность, что эдил мертв.

23. АНЖЕЛА

— Там был лев, — говорила Тамора, — лев или пантера. Прямо рядом с ним, а потом лев убежал. Он летел вдоль края света, как стрела.

Пандарас заметил:

— Скорее всего это была лишь обычная кошка. Женщины Болотного Племени любят держать их для забавы, и одна могла пойти за моим господином. Я заметил, они держатся от тебя подальше, ты наверняка спугнула ту, которая решила составить ему компанию.

— Я знаю, что видела, — заявила Тамора с угрюмым упорством. — Там еще был оракул. Живой. А в нем сад и голубое пламя, когда я подошла ближе, сад исчез, а оракул стал черным, как твой язык.

Когда наемница была в мрачном настроении, от нее шел тяжелый дух, который заставлял сердце Пандараса колотиться от страха, и он мечтал спрятаться где-нибудь подальше, опасаясь, что она прикончит его одним ударом или откусит голову, просто так, чтобы перекусить или заткнуть ему рот. Однако ее упрямство настолько раздражало Пандараса, что он не мог удержаться от возражений. Как и вообще свойственно его расе, Пандарас предпочитал высказаться и расхлебывать последствия, а не промолчать и потом сожалеть, что упустил случай вставить хлесткое словцо. И вместо того чтобы прикусить язык, он заметил:

— Думаю, сад отправился следом за львицей.

— Я знаю, что видела, — повторила Тамора и сплюнула через парапет в темную воду.

«Соболь» с парусом, полным свежего попутного ветра, скользил прочь от плотных зарослей ризофоры, которые окаймляли отмели и разделяли болотистые низины вдоль берега. Впереди расстилался простор свободной воды. Река сияла в лучах заходящего солнца, и медленно дрейфующие смоковницы вырисовывались черными силуэтами на ее глади. В четырех лигах от «Соболя» виднелись две караки, но ни крейсера, ни пакетбота, преследовавшего их от сожженного города до плавучего леса, не было.

Далеко за разбегающимся по воде кильватерным следом «Соболя» поднимался к синему небу, извивался и таял дым от углей погребального костра эдила. Костер сложили на самом гребне вдоль старой береговой линии на платформе. Вымытое и умасленное нардом и особыми кремами тело положили на ковер из цветов. Йама сам поднес к нему факел. Порох и сера в основании костра вспыхнули с яростной силой, потом схватились и затрещали стволы камедных деревьев, посылая вверх клубы плотного, ароматного белого дыма.

Внезапно, в самом сердце костра тело эдила приняло сидячую позу, так часто бывает, когда мышцы иссохнут и сократятся от жара, но и тогда Йама не дрогнул, сохранив на лице бесстрастную маску. Он, не мигая, с ожесточенным вниманием смотрел на костер, машинально бросая в огонь ароматические соли и масло, пока тело его отца не растворилось в огне.

Костер горел несколько часов. Позже, когда Йама склонился над пепелищем, чтобы собрать в урну белый прах и остатки костей, сержант Роден вдруг издал резкий крик. Он отбросил в сторону головешки и поднял из горячего пепла сердце эдила, черное, ссохшееся, но не сгоревшее. Сержант Роден сильно обжег руки, ведь оно было раскаленным, как тлеющий уголь, но он даже не поморщился от боли.

— Я сам увезу его, — сказал он Йаме, — и похороню в саду нашего замка.

Поставили парус, Йама развеял прах своего отца по водам реки, а капитан Лорквиталь читала суру из Пуран, где говорится о воскрешении мертвых в конце времен. Теперь он сидел на палубе полубака, листая бумаги, которые оставил ему отец, Тамора все не оставляла спор о том, что она видела.

— Я могу посчитать людей на палубах тех торговых кораблей, а ты можешь? — говорила она Пандарасу. — Если не можешь, то не смей сомневаться в том, что я видела.

Пандарас смягчился:

— Кто сомневается, ведь у тебя нет ни капельки воображения. Если он способен приручать женщин и мужчин, то, полагаю, сможет приручить и зверей.

— Я бы сказала, что второе проще, чем первое. Единственный способ приручить человека — это сломить его дух и превратить в раба.

— Тем не менее ты идешь за ним. И капитан Лорквиталь тоже, иначе почему бы она повела корабль к этому берегу и ждала два дня? Ему даже просить не пришлось, она увидела, что ему нужно, и осталась. А ведь могла бы на всех парусах умчаться с этого проклятого места.

— Я — его раба, — ответила Тамора, — а про тебя и остальных — не знаю.

— Не обязательно быть рабом, чтобы за кем-то следовать. Можно идти по собственной воле и все же посвятить свою жизнь другому. Любящие постоянно так делают, но я, конечно, не знаю, можно ли назвать любовью то, что происходит в твоем племени на почве секса. Мой народ привык служить другим, потому я и замечаю, чем дышит любой человек на борту, а ты это отрицаешь.

— Ничего я не отрицаю. Это трусость. Кроме того, если Йама владеет чарами, значит, Элифас им не поддается.

— У меня тоже есть подозрения насчет старого хмыря. Мой господин предпочитает доверяться его рассказам о затерянном городе дальше устья реки, но это не значит, что я тоже должен верить. Он что-то уж очень дружен с капитаном, и вообще у него слишком хитрый и таинственный взгляд. Думаю, у него свои расчеты.

— Я не спускаю с него глаз, — заявила Тамора. — Я послежу за всеми. А ты занимайся стиркой и зашивай рубашки.