Читать книгу "Мятеж - Александр Афанасьев"

– Площадка под обстрелом!

По правому борту вертолета полыхнуло пламя – ракета с беспилотника поразила цель. Ударной волной вертолет даже качнуло.

– Ах ты...

Вертолет завис прямо над футбольной площадкой, ювелирно – над кругом, где идет розыгрыш мяча.

– Посадка! Посадка!

Уже мигали красные огоньки на панели приборов – перегрев двигателя.

Вертолет коснулся земли. Дело еще не сделано, это было только начало, но, черт побери, начало хорошее...

* * *

– Вспышка!

Хлопнуло взрывное устройство, специальное, для проделывания дыр в дверях и стенах – и часть пола... вернее, потолка третьего этажа... провалилась вниз, подняв тучу пыли. Следом полетели две гранаты, внизу грохнуло, раз за разом.

– Пошел!

Внизу какая-то мебель, сломанная и разбросанная, черные глухие шторы на окнах, свет не горит. Стены посечены осколками, в кабинете никого. Остро пахнет сгоревшим порохом.

Десять пар. В каждой паре первый и второй номера. Задача – зачистить этажи здания, захватить нужный объект. Сразу после захвата – немедленный отход, после того как объект окажется в руках штурмовой группы, дальнейшая зачистка теряет смысл. Вооружение одинаковое у всех пар. У первого номера – автомат «АКС-47» с подствольным штурмовым модулем двенадцатого калибра – для вскрытия дверей. У второго номера – пулемет ПК с коротким «штурмовым» стволом, толстым, как лом, и рифленым. На конце – пламегаситель, чтобы не ослепнуть от дульного пламени и не слепить ПНВ. У каждого – по восемь гранат-вспышек и только по две осколочных. Предписано применять только вспышки, осколочные – в самом крайнем случае. Совершенно недопустима гибель объекта при штурме.

Один из штурмовиков устанавливает подрывной контур на стене – по предположениям архитекторов, которые также привлекались при составлении плана, школа новая, и внутренние стены в ней довольно тонкие, они не являются несущими элементами конструкции. Значит, стандартный заряд их гарантированно пробьет.

– Вспышка!

Хлопок, пыль, дым...

– Вспышка!

Мертвенно-белым, ослепительным, почти рентгеновским светом вспыхивает магний, в стене зияет провал, оседает пыль. С той стороны заполошно, неприцельно бьют несколько автоматов, охрана здания ослеплена и просто стреляет, чтобы задержать продвижение. В ответ от пролома короткими бьет автомат, безошибочно находя цели. Они проломились в какое-то большое, заставленное мебелью помещение, то ли столовая, то ли школьный театр[93].

Вторая группа выбивает дверь, в коридор летит вспышка, затем через четыре секунды – еще одна. Сразу двое пулеметчиков оказываются в коридоре и, развернувшись, открывают огонь. Трассеры летят по коридору в обе стороны, но огонь североамериканских морских пехотинцев сосредоточенный и прицельный, в то время как поляки ошеломлены, да и подготовка их оставляет желать лучшего. Тридцать секунд перестрелки заканчиваются одним раненым у североамериканцев и восемью убитыми у поляков.

Схему русского здания гимназии скачали в Интернете и внимательно изучили – хорошего было мало. Такое здание требует большого количества лестниц – для обеспечения быстрой эвакуации детей при пожаре и еще потому, что дети все одновременно перемещаются с этажа на этаж при переходе с урока на урок. Четыре лестницы – значит, четыре пары бойцов, чтобы их перекрыть, только шесть – на зачистку. Плохо – но ничего другого не остается...

Один из пулеметчиков выбегает прямо на поляков, поднимающихся вверх по лестнице, – их больше десятка. Пулемет в руках разряжается длинной очередью, пули сметают поляков одного за другим. Поляки тоже стреляют в ответ, но почему-то не попадают... или попадают. Только высадив всю ленту, пулеметчик начинает оседать на пол. В него попали семь пуль, пять из них остановили шлем и бронежилет, две достигли цели.

Автоматчик прижался к стене, бросил на лестницу гранату, не дожидаясь, пока бросят гранату оттуда. Грохнуло, запахло горелым, посыпались остатки стекла.

– У... матка бозка!

Пользуясь замешательством противника, автоматчик выскочил на лестничную клетку, ударил длинной очередью вниз, добивая тех, кто не был убит взрывом гранаты...

Потом вернулся к напарнику, оттащил его к стене. Приказ на эту операцию запрещал оказывать помощь раненым до тех пор, пока они не отступят к вертолетам, их было мало, а террористов – много. Но вряд ли кто-то из морских пехотинцев, у многих из которых напарник был бадди еще с учебки, с Кэмп Леджун или с Пэрис-Айленд, серьезно воспринял этот приказ.

Пулеметчик был ранен в обе руки и оглушен – бронежилет задержал пули, но контузило изрядно.

– Иди... Сам перетяну... Иди...

Напарник, не слушая, вколол антишоковое средство из аптечки, потом бросил еще одну гранату – чтобы не мешали. Потом наложил жгуты на обе руки – одна пуля попала выше локтя, другая ниже. По крайней мере – ноги целы, а это значит, что до вертолета раненый сможет добраться сам. И то дело...

Внизу послышался топот, вниз полетела еще одна граната, на сей раз светошоковая.

– На, держи! – напарник напоследок сунул раненому в руку пистолет. – Стреляй, если что. Сможешь?

– Держи... лестницу... убьют.

– Хрен им! Мы выберемся. Черт, мы слишком наглые и тупые, чтобы сдохнуть здесь, понял? Мы выберемся, держись.

– Возьми пулемет. Ленту.

– Сейчас. Сейчас...

Сунувшиеся на второй этаж поляки были встречены длинной пулеметной очередью и дальше не пошли, потеряв одного убитым и другого раненым. Попытались бросить гранату, бросили, предприняли попытку прорыва – и отступили, потеряв еще двоих. Пройти лестницу было невозможно...

* * *

...Царь Борис в эту ночь не спал.

Сначала приехали австрийцы. Точнее, один австриец – наглый и никчемный аристократ, как все австрийцы. Предложил бежать...

Сложно понять, что творилось в душе Бориса... не только в эту ночь, а во все предыдущие. Ему было на всех наплевать – но это только потому, что и на него было всем наплевать. Мать тихо спивалась, отец почти не обращал на него внимания, открыто появлялся в свете то с одной своей пассией, то с другой. Ребенок никому не был нужен, он рос на руках у чужих людей, у бонн и нянек. В Российской империи Николая – он был старше на пять лет – отдали в кадетский корпус, с шести лет он был, можно сказать, в армии. Здесь это было не принято, ребенок рос при дворе, видя немалые мерзости и непотребства, происходящие там, к нему приглашали учителей из Европы, репетиторов. Тогда же к нему приставили мистера Джеббса, преподавателя английского языка, который должен был сделать из Бориса настоящего джентльмена и научить свободно разговаривать на английском языке. Мистер Джеббс учил довольно своеобразно – приносил газеты на английском из посольства, причем среди них непременно попадались крайне консервативные, русофобские издания, Борис читал статьи о кровавых злодеяниях Романовых и обсуждал их со своим учителем. Конечно, он учил язык и по стандартным учебникам, но почему-то на внеклассную работу выпадало чтение именно этих газет. Ему приходилось делать по ним доклады, объяснять мистеру Джеббсу, что означает та или иная статья. Так Борис стал англоманом и русофобом – никем другим он стать при таком образовании не мог, а отец совершенно не интересовался тем, кто и чему учит сына. Наверное, в том, что произошло, была и вина Александра Пятого – все-таки Борис был ему родственником, пусть и дальним, но все же Романовым, и государь мог бы настоять на том, чтобы Бориса отдали в нормальную русскую школу, а то и в кадетку, безо всякого обучения на дому. Но Александр Пятый не любил, когда кто-то вмешивается в его семейную жизнь, и точно так же не вмешивался в семейную жизнь других людей. Вот и выросло... то, что выросло.