Читать книгу "Забытые войны России - Алексей Николаевич Волынец"

прибывших на побывку германских солдат и даже немецких газет.

Так Koelnische Volkszeitung в январе 1917 года разразилась целым фельетоном по этому поводу: «Русские идут! – и всё население деревни бежит, чтобы их увидеть. Молодые девушки спорят, кому достанется самый красивый. Старшее поколение рассчитывает на рабочую силу. И хотя она тоже требует оплаты, прежний работник обходился гораздо дороже. Поэтому военнопленных стараются содержать как можно лучше, чтобы они не жаловались и не бежали. И вот русский становится господином: салат он отвергает со словами – „это для скотины“. А кофе он наполовину разбавляет молоком…»

Едва ли реальность была столь буколической, но вполне сносное и даже порой вольное существование в оставшихся без мужчин немецких деревнях нередко подтверждается воспоминаниями русских пленных.

«Это были живые скелеты…»

Для русских плен Первой мировой заметно отличался от плена в гитлеровской Германии. Как на любой войне, в 1914–1918 годах хватало фактов жестокости и даже садистских проявлений, но в целом при кайзере ещё отсутствовала система и идеология уничтожения унтерменшей. Однако и в ту эпоху был плен, становившийся смертельным.

В самое тяжелое положение попадали те, кому не повезло оказаться на прифронтовых работах, где трудиться заставляли надрывно и много, кормили плохо, а конвой был особенно зол в силу близости линии фронта. Нередко русских пленных немцы отправляли работать ближе к Западному фронту на оккупированную территорию Франции, где все попытки пленников обратиться к французам приравнивались к подготовке побега и карались расстрелом.

Попавший в плен фельдшер 10-го Сибирского стрелкового полка А. З. Захарьев-Васильев вспоминал подобную ситуацию: «Нас повезли на работы к Вердену, на постройку железных дорог. Первая рабочая рота из нашей партии работала в непосредственной близости от рвущихся французских снарядов… Умирали от поносов и отеков. Умирало очень много, иногда по 2–3 человека в день, особенно на 4–5-м месяце работы, от истязаний, непосильных работ, голода и холода. Люди были, как тени, не могли стоять, не могли говорить, ноги были опухшие. Температура у умирающих была 35 градусов и ниже – это были живые скелеты…»

В разгар боёв под Верденом с обеих сторон за сутки погибало до 70 тысяч человек. В таких условиях едва ли кого-то из немцев волновала судьба и состояние русских пленников.

«Со своим Фёдором поедет в Россию…»

И всё же, повторим, в той Германии, при всех жестокостях войны, всё ещё отсутствует тотальная идеология высшей расы. Поэтому газеты и судебные архивы кайзеровского рейха сохранили немало колоритных и порою трагикомичных фактов. Так, в 1916 году суд приговорил к штрафу некую Хедвигу Рихтер, служанку, влюбившуюся в русского пленного и всюду повторявшую, что после войны «со своим Фёдором поедет в Россию».

Нашумел в Германии и случай, когда некая 39-летняя фрау сбежала от мужа в Голландию с 20-летним русским офицером, прихватив немалую сумму из семейного сейфа. Солдатская жена Марта Вебер была задержана на границе Австрии вместе с беглым русским солдатом, на суде простодушная женщина так озвучила мотив помощи в побеге: «добраться с пленным до России, получить там от него обещанные продукты и вернуться назад».

Бывали и случаи, отдающие трагическим водевилем. Например, в конце войны некий зажиточный бауэр застрелил из охотничьего ружья работавшего у него русского пленного – убийство произошло, когда немец выяснил, что русский умудрился лишить невинности двух его дочерей. Зафиксированы и обратные случаи – русский военнопленный в приступе гнева зарубил немку, отвергшую его ухаживания со словами «с такой свиньей не будут иметь ничего общего».

Показательно, что в кайзеровской Германии отсутствовали какие-либо наказания для русского военнопленного за сам факт добровольной интимной связи с немецкой женщиной. Тогда как немкам за такую связь сначала полагался штраф, а с 1917 года и короткое тюремное заключение.

В этом смысле Второй рейх заметно отличался от Третьего. Однако ростки расовой идеологии уже зрели и готовили благодатную почву для Гитлера. «Если задуматься, насколько высокий процент русских чиновников и офицеров имеет немецкое происхождение после почти полного уничтожения русского дворянства Петром Великим, то становится без дальнейших пояснений понятно, что русский должен видеть в немце своего господина и легко примиряется с ролью слуги…» – глубокомысленно писал в 1916 году некий германский чиновник, составлявший для высшего командования официальную аналитическую записку с характерным названием «Отчет о военнопленных в саксонских лагерях в форме их представления о государственном строе, народности и расе».

Увы, для высокомерия по отношению к русским у подданных Второго рейха имелись не только расовые измышления или факты о слишком высоком проценте остзейских немцев среди царского офицерства, но и куда более основательные показатели. По сравнения с немцами, а также с пленниками из Англии и Франции, в среде рядовых военнопленных из России был разительно высок процент неграмотных. Накануне Первой мировой войны, по официальной статистике в Русской императорской армии на тысячу новобранцев приходилось 617 неграмотных, в то время как в германской армии один неграмотный приходился лишь на 3 тысячи призывников.

«Вы здесь настоящие гости Германского Императора…»

«Не думайте, что вы здесь простые пленные, вы здесь настоящие гости германского императора… Германское правительство в настоящей войне имеет союзником мусульманский халифат и борется вместе с ним против врагов ислама, против России, Англии и Франции. И оба они, германское правительство и халифат, борются за сохранение ислама…» – так 23 июня 1915 года обращался к аудитории имам в лагере военнопленных у городка Цоссен под Берлином.

В официальных документах этот лагерь носил претенциозное имя Halbmondlager, «Лагерь Полумесяца». Здесь собирали пленных-мусульман, как из России, так и из колониальных войск Британии и Франции.

Поначалу у немцев были грандиозные прожекты создания из пленных мусульман целой армии для «джихада» на фронтах союзной Османской империи. Но прозаическая реальность разбила эти фантазии – оказалось, что, например, у казанских татар и марокканцев не слишком много общего. Попытки наладить в таких лагерях «мусульманскую диету» быстро натолкнулись на дефицит риса, а вскоре и союзный немцам Стамбул официально попросил не играть в «джихад». У вестернизированной и светской власти «младотурок» тогда были большие проблемы с арабами, как раз бунтовавшими против Стамбула под исламскими лозунгами.

Сказалось и весьма смутное представление самих немцев о нациях в Российской империи. В «мусульманские» лагеря поначалу отправляли даже грузин с армянами. Кстати, в особую нацию германское командование выделяло и казачество, безуспешно пытаясь агитировать таких пленных за вольность. Правда, по их поводу в Берлине шла жаркая дискуссия – включать ли в нацию казаков разнообразных российских «киргизов»…

Показательно, что немцы, благодаря австрийским союзникам, хорошо знали нацию украинцев и пытались вести среди них