Читать книгу "Грабеж и спасение. Российские музеи в годы Второй мировой войны - Коринна Кур-Королев"

пользование отдельных предметов – причем, разумеется, таких, которые не представляют художественной и исторической ценности, – это, продолжал де Бари, общепринятая процедура, и, более того, пользы гораздо больше, если этими предметами украшать жилища военнослужащих, чем если их хранить в запаснике. О каких-либо неправомерных действиях не могло, с его точки зрения, быть и речи; а если какие бы то ни было недопустимые действия и имели место, то он, де Бари, ни в коем случае не несет за них ответственности811. Как видим, особенно в начале оккупации Пскова представители немецкой гарнизонной комендатуры самовольно распоряжались культурными ценностями и не чувствовали себя обязанными советоваться по этому поводу даже со своим начальством.

Слух о том, что и Болонгаро-Кревенна присвоил некие произведения искусства в Пскове, Эссер в своем рапорте передавал с некоторым сомнением, однако он позже подтвердился: в 1946 году Финансовое управление города Франкфурта обратилось ко всем официальным ведомствам и административным учреждениям с просьбой взять на учет имущество, «которое было привезено в Германию с территорий, ранее занятых немецкими войсками». Директор Штеделевского художественного института и городской галереи Альфред Вольтерс сообщил ответственному городскому советнику в Управлении культуры, что у него в музее находится «икона, присланная обер-бургомистру подполковником и начальником полевой комендатуры фон Болонгаро-Кревенной». Эту икону Болонгаро-Кревенна, по его собственному объяснению, вынес в Пскове из горящего дома и тем самым спас от гибели; он просил, чтобы город Франкфурт сохранил ее до конца войны и при необходимости отреставрировал, причем она должна была «рассматриваться только как экспонат, предоставленный временно, а окончательное решение относительно ее использования он примет после окончания войны»812. Каким путем икона попала во Франкфурт, неизвестно, и можно лишь приблизительно реконструировать время ее прибытия туда. Письмо подполковника властям города от 22 августа 1941 года, изначально находившееся в делах магистрата, было изъято оттуда и приобщено к другому делу, которое с тех пор утеряно813. Исходя из этой даты можно предположить, что Болонгаро Кревенна отправил икону домой с офицерской почтой в июле – августе 1941 года или же взял ее с собой, отправляясь в отпуск (именно так во многих других случаях и попали в рейх украденные произведения искусства814), и договорился о ее размещении в Штеделевском музее. После поражения Германии икону передали американской военной администрации, затем она была возвращена в Советский Союз, и там ее след теряется.

Рассказывать, что произведения искусства, антиквариат, книги или другие предметы были ими спасены из горящих зданий, любили многие, поэтому к таким историям следует относиться скептически. Правда ли это в рассматриваемом случае, проверить уже невозможно. Как бы то ни было, Болонгаро-Кревенна, как и другие владельцы подобных спасенных предметов, видимо, считал, что эта икона теперь принадлежит ему815. Он, похоже, подумывал о том, чтобы передать ее после войны одному из франкфуртских музеев, но из‐за скоропостижной смерти подполковника вопрос остался нерешенным. Вольтерс определенно не считал город Франкфурт собственником иконы.

Менее ясным представлялся директору Штеделевского музея вопрос о правах собственности на другую икону, упомянутую им в ответе на запрос Финансового ведомства, а именно ту, которую передал городу во время войны некий майор Штрёляйн и которая в 1946 году находилась во франкфуртском музее скульптуры Либигхаус. Была ли она тоже из Пскова, установить теперь невозможно.

Продажа икон немецким офицерам имела последствия, и с ней некоторое время разбирались члены Главной рабочей группы «Остланд» и полевая комендатура в Пскове. Во время своего пребывания в Пскове Эссер потребовал от комендатуры положить конец выявленным нарушениям: все фонды музея и его запасники, писал он, должны быть «взяты под охрану», дабы гарантировать, что больше не будет никаких изъятий – ни на подарки, ни во временное пользование, ни на продажу. Работники городской управы, настаивал Эссер, должны привести хранилище в порядок; необходимо провести инвентаризацию всех предметов, выставленных в Поганкиных палатах, и всех икон, хранившихся в «Золотой капелле»; референт по вопросам культуры де Бари должен по крайней мере представить перечень всех выдач во временное пользование, продаж и других изъятий, «имевших место в его время», с подробными сведениями о получателях или покупателях, а все предметы, которые попали в руки офицеров, следует вернуть; во избежание дальнейших потерь библиотека в Поганкиных палатах должна перестать выдавать книги на руки посетителям816. Эти свои требования Эссер обстоятельно обосновал: имевшие место инциденты, писал он, произвели плохое впечатление на местное население, которое до сих пор положительно относилось к немцам; к тому же «иностранная пропаганда такого рода случаями» уже воспользовалась, и не следует давать ей в руки никаких дополнительных материалов для ее «утверждений». И наконец, считал Эссер, сегодня важно действовать образцово, чтобы избежать подобных инцидентов в будущем817. По всей видимости, Эссер считал, что нашел рычаг, позволяющий добиться того, чтобы ответственность за культурные ценности в районе действий группы армий «Север» перешла в руки Оперативного штаба рейхсляйтера Розенберга. Правда, он не осмеливался выступать с прямыми нападками на тех, кто отвечал за ценности в тот момент, но утверждал, что сохранение последних не входит в задачи вермахта. Но так как по счастливой случайности в этом районе имеется в лице Сольмса специалист, с существующей ситуацией нужно смириться, предлагал начальству Эссер, а чтобы тем не менее иметь возможность оказывать влияние на судьбу культурных ценностей, Оперативному штабу следует предложить Сольмсу в помощники своих сотрудников, особенно на то время, когда петербургские музеи окажутся в руках немцев818.

События в Пскове и рапорт Эссера должны были послужить сотрудникам Оперативного штаба рейхсляйтера Розенберга в составе Главной рабочей группы «Остланд» аргументом при их очередной попытке получить в свои руки контроль над культурными объектами в районе группы армий «Север». Штаб группы армий продолжал претендовать на право хранения культурных ценностей, хотя и не отказывался от переговоров с людьми Розенберга, считая, по-видимому, необходимым информировать хотя бы офицеров по вопросам охраны произведений искусства. Так, 19 марта 1942 года офицеров и чиновников из Оперативного штаба пригласили на доклад специалиста по охране памятников Оскара Карпы на тему «Хищение и охрана произведений искусства в военное время»819.

Полевая комендатура в Пскове, впрочем, в других случаях тоже самостоятельно принимала решение о передаче культурных ценностей третьим лицам. Например, церковные книги бывшего немецкого прихода Святого Иакова, исчезнувшего после Октябрьской революции (поскольку прихожане либо бежали, либо были заключены в тюрьму, либо убиты820), летом или в начале осени 1941 года, по-видимому, отправили в Институт немецкого зарубежья в Штутгарте, в задачи которого входил сбор данных о